Район был не из самых симпатичных. Город десятилетиями разрабатывал планы реконструкции, но львиная доля денег доставалась более известным и престижным кварталам вроде Кабрини-Грин. Давно уже многие кварталы, некогда городские окраины, медленно, но верно разлагаются, соревнуясь за сомнительный титул самого неблагополучного. Трущобы умерли – да здравствуют трущобы…
Нет, я видал кварталы и хуже. Но реже. Высокие здания и узкие улицы почти не пропускали солнечного света. Большая часть окон с первого по третий-четвертый этаж была заколочена. Некогда бойкие заведения на первых этажах почти все позакрывались. Водосточные решетки, забитые мусором и отбросами, битые уличные фонари, изобилие граффити на стенах… В воздухе стоял запах плесени, помойки и бензиновых выхлопов. Редкие обитатели перемещались по улице, как крысы: быстро, целенаправленно, всем своим видом давая понять, что грабить их, во-первых, бессмысленно, а во-вторых, просто опасно.
Приют я увидел почти сразу же, едва начал оглядываться по сторонам. Перед входом чернел обгорелый автомобильный остов; правда, машину наверняка раздели на запчасти прежде, чем подожгли. У меня сложилось впечатление, что Мёрфи – первый полицейский, попавший сюда за последние несколько недель, если не месяцев.
И все же чего-то не хватало.
Бомжей. Оборванцев. Бездомных. Пьянчуг. Теток-помоечниц. Даже в дневное время здесь полагалось находиться людям, собирающим пустые пивные банки, или тряпье, или просто потягивающим пойло из завернутых в бумажные пакеты бутылок.
Но их не было. Вокруг дома словно пролегла невидимая полоса отчуждения.
– Тебе не кажется, что здесь слишком тихо? – спросила Мёрфи.
– Угу, – отозвался я.
– Они всех убили, – предположила она севшим от досады голосом.
– Возможно, – согласился Эбинизер. – А возможно, и нет.
Я кивнул.
– Это действие темных энергий. Люди ощущают их, даже не осознавая этого. Ты ведь и сама чувствуешь это сейчас.
– О чем ты?
Я пожал плечами:
– Присутствие темной магии. Оно поневоле напрягает твои нервы, злит. Если ты заставишь себя успокоиться и прислушаешься, ты ощутишь этакий оттенок… запаха, что ли.
– Вони, – буркнул Эбинизер.
– Но людей-то, людей почему нет? – не унималась Мёрфи.
– Ты здесь трех минут не пробыла еще, а эти энергии уже раздражают тебя. А теперь представь, каково здесь жить? Когда с каждым днем все страшнее. Злобнее. Людям хочется убраться отсюда, хотя они и не понимают почему. Еще сколько-то времени – и все это место превратится в пустыню.
– Ты хочешь сказать, вампиры уже прожили здесь сколько-то?
– Для достижения такого эффекта – как минимум несколько дней, – кивнул я.
– Скорее пару недель, – поправил меня Эбинизер. – Может, даже три.
– Господи, – поежилась Мёрфи. – Ужас какой.
– Угу. И если они здесь так долго, значит, Мавра что-то задумала.
Она нахмурилась:
– Ты хочешь сказать, эта вампирша явилась сюда и сама выбрала, когда дать тебе знать о своем присутствии? Но ведь это, возможно, западня.
– Вполне возможно. Параноидально, но возможно.
Она сжала губы.
– За завтраком ты об этом не говорил.
– Мы бьемся с живыми мертвецами, Мёрф. Тут в любой момент можно ожидать крученого мяча.
– Ты меня за маленькую держишь?
Я покачал головой.
– Нет. Честно. Где Кинкейд?
– На втором ярусе вон той парковки, – ответила Мёрфи.
– Останови на первом, – скомандовал я.
– Зачем?
– Он не знает про Эбинизера, и я не хочу спугнуть его. Выйдем и поднимемся пешком.
Эбинизер покосился на меня и кивнул.
– Верная мысль, Хосс. Меткий стрелок с быстрой реакцией может оказаться нервным.
