Второе самое важное правило боевого колдовства: не позволяйте им дотронуться до вас.
Говорим ли мы о вампирах или людоедах или каких-то других чудовищах, большинство из них может сотворить с вами самые отвратительные вещи, если подпустить их достаточно близко для прикосновения. И это на моем носу прошлой ночью отлично продемонстрировал самый маленький член клана граффов.
Первое правило боевого колдовства также очень простое: подготовьтесь.
Чародеи, потенциально, обладают огромной властью над всем, что может явиться незваным. Но мы должны быть готовы воспользоваться этой властью. Проблема состоит в том, что те, кто являются незваными, тоже об этом знают, поэтому их основная тактика — внезапная засада. Волшебники могли бы жить долго, но не всегда выдерживают неожиданную проверку. Так что нужно думать заранее, чтобы действовать быстро, когда станет жарко.
Я научился быть готовым и учил молодых, менее опытных волшебников быть так же готовыми к любой ситуации. К такой, например, как эта.
Моток стальной цепи, который я держу в кармане плаща, вышел гладко, стоило только потянуть за него, потому что я много практиковался. Другим ее концом я хлестнул богомола по лицу.
Это существо, конечно, было быстрее меня. Они всегда быстрее. Его клешни зацепили конец цепи, челюсти перехватили, и существо выдернуло ее из моих рук рывком верхней части тела быстрее мысли.
И это было очень хорошо, нет, на самом деле. У богомола не было времени, чтобы заметить две важные детали: во-первых, цепь была полностью покрыта медью.
Во-вторых, к другому концу был присоединен стандартный электрический штепсель.
Я щелкнул пальцами у самой стены и рявкнул:
— Galvineus!
Штепсель рванулся и змеиным броском воткнулся в розетку.
Свет замерцал и стал тусклым. Динарианец резко прыгнул вверх и упал, безумно дергаясь, пораженный током. Электричество вынудило мускулы в челюстях и клешнях сокращаться, и существо не могло выпустить цепь. Вонючий дым повалил из щелей в его хитиновом панцире.
— Чародей! — крикнула Гард, задыхаясь, схватила деревянную ручку топора и слабо бросила его мне. Я услышал снизу крик и грохот выстрелов. Но все это я отметил мимоходом, незначительная информация. Все, что имело значение для меня, было на расстоянии вытянутой руки.
Топор подпрыгнул и ударился мне в ногу, только мой плащ не позволил ему меня ранить. Я поднял топор, — Христос, какой он тяжелый! — отступил назад и обрушил его вниз на динарианца, словно желая разрубить бревно.
Топор пробил грудную клетку динарианца и застрял в ней. Конвульсии существа вырвали оружие из моих рук и штепсель из розетки.
Голова богомола дернулась ко мне, он страшно кричал. Топор вывалился и, падая, ударил его по ногам.
— Пригнись! — прохрипела Гард.
Я бросился в сторону и на пол.
Раненая женщина разрядила свою винтовку в богомола, стреляя от бедра с расстояния приблизительно в три фута. Две или три секунды воющего грохота.
Словами не передать, как вокруг было грязно. Достаточно будет сказать, что для того, чтобы все вычистить, проще будет ободрать и вновь отделать стены, пол и потолок.
Гард задохнулась, задрожала, прижав руки к животу, из пальцев выскользнула пустая винтовка.
Я подошел к ней и поднял на руки, пытаясь не задевать живот. Она была тяжелой. Конечно, не как борец сумо или еще кто, но в ней было шесть футов роста без каблуков и мускулов больше, чем обычно. Она ощущалась примерно такой же тяжелой, как Томас. Я закряхтел от усилия, перехватил ее покрепче и пошел к двери.
Гард издала короткое каркающее хныканье, из раны хлынула кровь. От ее боли у меня самого что-то неприятно закололо в животе. Ее глаза закатились. Чтобы превысить порог боли Гард, надо было сделать немало, но, похоже, динарианцу со своим неуместным визитом это удалось.
Этот день уже не мог стать хуже.
Пока разбрызганная масса, которая была динарианцем, не начала дрожать и двигаться.
— О, ты, должно быть, шутишь! — воскликнул я.
Где только что было одно существо, теперь были тысячи маленьких богомолоподобных существ. Они все начали собираться в центре комнаты в две кучи, которые постепенно начинали принимать форму инсектоидных ног.
Дробовик внизу загрохотал снова, и топот бегущих ног стал ближе.
— Гарри! — прокричал Томас. Он появился на нижней площадке лестницы с мечом в руке, в то время как я поспешил наружу, неся Гард.
— У нас была интересная компания! — сообщил я и начал спускаться по лестнице так быстро и аккуратно, как только мог.
— Я думаю, что здесь их еще три штуки, — сказал Томас, спускаясь за мной. Он быстро, но внимательно осмотрел Гард. — Святое дерьмо.
На полу холла лежал труп. Это существо было черным, пушистым и большим, что-то большее о нем я сказать не мог. Четыре пятых его головы отсутствовало и, по-видимому, было размазано по всей противоположной стене. Его внутренности были разбросаны по обе стороны от его тела, от них поднимался пар, хорошо заметный в холодном воздухе, проникающем сквозь разбитую входную дверь. Хендрикс присел в затененной гостиной комнате с дробовиком, прикрывая лестничную площадку.
Что-то проскребло по половицам потолка над нами.
— Что это? — спросил Томас.
— Гигантский демон-богомол тащит себя по полу.
Томас прикрыл глаза.
— Я так предполагаю, — сказал я.
— Как она? — прорычал Хендрикс.
— Не особо хорошо, — ответил я. — Здесь нельзя оставаться. Тут невозможно обороняться, ведь даже порога нет,[33] чтобы его заговорить. Надо уходить.
— Ее нельзя двигать, — сказал Хендрикс. — Она может умереть.
— Если ее не двигать, она точно умрет, — возразил я. — И мы тоже.
Хендрикс уставился на меня, но спорить не стал.
Томас уже сунул руку в карман. Он был напряжен, его глаза беспокойно рыскали, видимо, в попытке отследить все, что он слышал снаружи. Он вытащил брелок-ключи от машины и зажал его в зубах. В одну руку он взял саблю, в другую — своего монстра Десерт Игл и начал мурлыкать «Фрогги пошел на свидание» одним дыханием.
Гард медленно расслабилась, голова склонилась. Мне стало трудно держать ее устойчиво.
— Хендрикс, — позвал я, кивая на Гард.
Без слов он отложил дробовик и взял женщину на руки. Я видел его глаза, когда он это делал, в них были беспокойство и страх, и не за себя. Он взял ее очень мягко, вот уж никогда
