— Я чуть-чуть помню своего отца. Но я рос сиротой.
Ее передернуло.
— О Боже, Гарри. — Ее пальцы сжали мои. — У тебя никогда не было родных?
— Если бы я нашел кого-нибудь, — сказал я, чувствуя, как ком подкатил к горлу: — Я бы сделал все возможное, чтобы защитить его. Все!
Анастасия выглянула в окно, выпустив гневное шипение.
— Маргарет. Эгоистичная сука.
Я моргнул и посмотрел на нее, чуть не убив нас обоих, практически столкнувшись с проезжающим автомобилем, я кое-как сумел остановить этот монстр ролс вовремя.
— Ты… знала мою мать?
— Все Стражи знали ее, — прошептала Анастасия.
— Она была Стражем?
Немного помолчав, Анастасия покачала головой.
— Ее рассматривали как угрозу Законам Магии.
— Что это значит?
— Это значит, что она делала вещи, балансирующие на грани нарушения Законов, когда только появлялся шанс, — ответила Анастасия. — Она занималась этим все годы ее участия в Совете и агитировала за изменения.
Я сосредоточился на дороге. Это гораздо больше всего, что я когда-либо слышал от любого в Совете про загадочную фигуру той, что дала мне жизнь. Мои ладони вспотели и сердце учащенно билось.
— Какого рода изменения?
— Она была в ярости от того, что Законы магии не имеют ничего общего с добром и злом. Она показала как чародеи могут использовать свои способности для перекачивания денег у людей, чтобы запугать и манипулировать ими, чтобы украсть богатство и имущество, или уничтожить его раз и навсегда, и делать это до тех пор, пока Законам не будут повиноваться. Совет не сделал бы ничего, чтобы остановило их или препятствовало другим следовать примеру. Она хотела реформировать законы Совета, включив в него понятия справедливости и конкретные ограничения по использованию магии.
Я нахмурился.
— Вау. Ну и монстр.
Она медленно выдохнула.
— Можешь представить, что было бы, если бы она воплотила идеи в жизнь?
— Стражи годами несправедливо преследовали бы меня?
Губы Анастасии сжались в линию.
— Стоило Совету применить свод законов о правосудии, как это бы стало бы шагом к использованию этого свода для вмешательства Совета в события, происходящие во внешнем мире.
— Черт возьми, да, — сказал я. — Ты права. Кучка чародеев, пытающихся творить добро в мире, это было бы ужасно.
— Для кого добро? — спросила Анастасия спокойно. — Никто не считает себя несправедливым злодеем. Даже худшие из них. Некоторые из жесточайших тиранов истории были движимы благородными идеалами, или делали выбор, которые они назвали бы — трудный, но необходимый шаг для пользы их народа. Все мы герои своей собственной истории.
— Да. Именно поэтому так трудно сказать, кто является хорошими, а кто плохими парнями во второй мировой войне.
Она закатила глаза.
— Ты читал историю, написанную победителями этой войны, Гарри. Как тот, кто пережил ее, я могу сказать тебе, что во время войны уверенности было гораздо меньше. Ходили рассказы о зверствах в Германии, но на каждую правдивую историю приходится пять или шесть, таковыми не являющимися. Как можно выявить разницу между правдивыми историями, пропагандой, и простыми фальсификациями и мифами, созданными людьми тех стран, на которые напала Германия?
— Было бы немного легче, если бы там было несколько чародеев, готовых помочь, — сказал я.
Она покосилась на меня.
— Тогда, прибегая к твоим аргументам, Белый Совет разрушил бы Соединенные Штаты.
— Что?
— У твоего правительство руки запачканы кровью невинных жертв, — ответила она все еще спокойно. — Если ты не думаешь, что племена индейцев, которым принадлежат эти земли, были главными злодеями.
Я нахмурился сильнее.
— Мы далеко отошли от моей матери.
— Да. И нет. То, что она предлагала, неизбежно затянуло бы Совет в конфликты смертных, и таким образом в политику смертных. Скажи мне правду — если бы Совет, сегодня, объявил войну Америке за ее прошлые преступления и текущий идиотизм, подчинился бы ты приказу атаковать?
— Блин-тарарам, нет, — сказал я. — США не идеальное место, но это лучшее, что людям здесь удалось придумать. И мой посох здесь.
Она слабо улыбнулась.
— Точно. И с тех пор как в Совет стали входит чародеи со всего света, это бы означало, что где бы мы ни выступали, нам бы почти наверняка пришлось бы столкнуться с инакомыслием и дезертирством чародеев, посчитавших Родину оскорбленной. — Она пожала плечами и сморщилась от боли. — У меня самой возникли бы проблемы с Советом, если бы они начали действовать на землях, где проживает моя семья. Может они меня и не помнят, но зато помню их я.
Я долгое время размышлял о том, что она сказала.
— То, о чем ты говоришь, Совет должен был использовать против некоторых из своих.
— И сколько бы раз это произошло, прежде чем Совета не стало? — спросила она. — Войны и вражда могут жить в течение поколений, даже если не будет вовлеченной в это группы чародеев. Урегулирование конфликтов потребовало бы даже большего вмешательства в дела смертных.
— Ты имеешь в виду контроль, — сказал я спокойно. — Ты имеешь ввиду стремление Совета к политической власти.
Она одарила меня понимающим взглядом.
— Одна из тех вещей, из-за которых я уважаю тебя больше остальных молодых людей, — это твое понимание истории. Совершенно верно. И для получения контроля над другими людьми, для получения большей власти, нет инструмента лучше черной магии.
— Которая уже прикрыта Законами Магии.
Она кивнула.
— И так Совет ограничит себя. Любой чародей будет свободен распоряжаться своей силой любым способом, который он выберет — при условии, что он не нарушит Законов. Не прибегая к использованию черной магии, объем разрушений, который может нанести отдельный представитель, ограничен. Как показал тебе горький опыт, Гарри, Законы Магии не для правосудия. Белый Совет не для правосудия. Они ограничивают власть. — Она слабо улыбнулась. — И, порой, Совету хорошо удается защитить человечество от
