— А… во Франкфурте вы навели справки? — спросил он. — Я думаю, что машина с франкфуртским номером…
— Само собой разумеется. Мы получили все справки, что понадобились нам в процессе расследования. Вы вполне можете на нас положиться, и не стоит беспокоиться, герр Майнинген. Как только мой коллега во Франкфурте узнает что-нибудь новое, он поставит нас об этом в известность, и мы…
Зазвонил телефон. Комиссар взял трубку, ответил и бросил на Клауса многозначительный взгляд.
Клаус наконец закурил. Дым в этом помещении был каким-то не таким. Более неприятным, что ли. Казалось, тлеет солома набитого тюфяка или горит что-то уж очень дрянное. Впрочем, может быть, у Клауса просто пошаливали нервы, и его мутило от одного присутствия комиссара.
Хаузер слушал с отрешенным выражением лица и изредка бурчал в трубку «да» или «нет». При этом он делал краткие записи в своем блокноте. Так как лицо комиссара ничего не выражало, а сам он почти ничего не говорил, трудно было понять, о чем идет речь. Только на какой-то момент его физиономия омрачилась, словно по ней пробежало облако.
— Еще раз по буквам, пожалуйста! — проворчал он, и на бумаге появился ряд букв.
Когда Клаус нагнулся над пепельницей, чтобы погасить сигарету, он ничего не смог прочесть. Наконец комиссар положил трубку и пристально посмотрел на Клауса, нервно постукивая авторучкой по крышке стола; затем он отложил ручку в сторону и заглянул в свой блокнот:
— Григор Червонски, — начал он, — родился в 1926-м году в местечке Бродское Село. — Он запнулся и наморщил лоб. — Где-то в Польше, а может быть, на Украине. Примерно полгода назад он поселился в одном из пансионов во Франкфурте. По-видимому, он был близко знаком с его владелицей, тоже славянского происхождения. За три дня до сегодняшней нашей встречи он выехал из Франкфурта. Не сообщив, куда едет, он, тем не менее, обещал по возвращении уплатить деньги за проживание и погасить всю задолженность.
Комиссар поднял глаза от блокнота и строго поглядел на Клауса. Это неспроста, подумал тот. Хаузер тем временем продолжал:
— По профессии Червонски коммерсант. Чем он торгует, властям неизвестно.
— Думаю, это не имеет значения, — заметил Клаус.
— Это говорит о том, что все у него было в порядке, не более того, — размышлял вслух Хаузер.
— Конечно. Но главный вопрос — что же все-таки ему было нужно от моего брата?
— Верно. Но так далеко следствие еще не продвинулось. Да мы и не можем сразу начинать расследование этой проблемы. И все же есть одна деталь, представляющая несомненный интерес.
«Ага! — подумал Клаус — Уже «горячо.» Он сразу понял, что герр комиссар до сих пор только ходил вокруг да около.
— Знаете ли вы, герр Майнинген, как Григор Червонски пишет свою фамилию в официальных документах?
Клаус удивленно поднял брови вверх.
— Откуда мне это знать?
— «Chervonsqui» — сообщил Хаузер. — Вначале «Ch», в середине «v» и на конце «qui». Что вы на это скажете?
Клаус наморщил лоб и задумался.
— Похоже на испанскую транскрипцию фамилии «Червонски».
— Браво! — воскликнул комиссар с воодушевлением. — Мне это так быстро не пришло бы в голову. Вот что значит знание иностранных языков! Я постоянно твержу моей дочери, что эти знания всегда пригодятся в жизни, но она с трудом кое-как разбирается в английском, и то только потому, что хочет понимать слова модных шлягеров.
Открытие, что у комиссара Хаузера есть дочь, возможно, похожая на него, на время отвлекло Клауса от темы разговора. Затем он пожал плечами:
— Ну?
— Ага. А вы так и не поняли, что за этим скрывается?
— Розыгрыш, да? Вы лучше бы над собой подшучивали!..
— Ну, нет! Не розыгрыш. И вы это хорошо знаете.
— Я? Почему? С какой стати?
— Гм… — Комиссар смерил Клауса пронизывающим взглядом. — Григор Червонски (пишется «Chervonsqui») примерно восемнадцать лет имел боливийское гражданство.
Так вот оно что… Клаус, который слушал комиссара затаив дыхание, облегченно вздохнул. Боливийское гражданство? Ну и что? Случайное совпадение, глупейший случай… Ничего особенного, никакой трагедии. Никаких выводов из этого не следует.
— И теперь вы пытаетесь, как я понял, сделать соответствующее умозаключение, герр комиссар? — спросил он совершенно спокойно.
— Весь мир знает, что вы прожили в Боливии целую вечность.
— Это верно. Боливия — прекрасная страна, с дикой природой, но не с дикими людьми. Сейчас она переживает период возрождения. Да и руины Тиунако произвели на меня неизгладимое впечатление.
Но комиссара Хаузера интересовала отнюдь не археология.
— В то время как вы колесили по свету и брали интервью у разных лиц, у вас, наверное, появилось немало новых знакомых, — в голосе комиссара слышались металлические нотки.
— В Боливии четыре миллиона жителей, — заметил Клаус.
Хаузер, казалось, был целиком погружен в свои мысли.
— Прямая связь трех пунктов: Бродское Село — Ла Пас — Моосрайн. Подарок судьбы, — бормотал он.
— Я думаю, небо к вам не так благосклонно, как вы предполагаете, герр комиссар, — возразил Клаус и поднялся с места. Он снова улыбался. Хотя, возможно, он и недооценивает этого бульдога, любителя редиски. Нужно быть начеку. — Надеюсь, это все? — спросил Клаус.
— А вам этого не достаточно?
— Более чем достаточно.
— И вы не хотите изменить свое мнение?
— Что вы имеете в виду?
— Вы по-прежнему квалифицируете все происшедшее как самоубийство?..
Клаус молчал.
Хаузер вздохнул и встал из-за стола:
— Ну хорошо. Итак, до свидания.
— Чтобы не оставлять вас в неведении… И чтобы вы добились более ощутимых результатов расследования: два года назад полицей-президент Ла Паса был моим хорошим знакомым. Но сейчас он, возможно, уже не у дел…
Клаус уже взялся за ручку двери, когда комиссар вновь заговорил:
— Знаете, Майнинген, что я иногда думаю? О чем-то вы все время умалчиваете. Что-то есть у вас за душой, что вы не выдадите ни за какие деньги.
Клаус покачал головой, но ничего не ответил. Он заставил себя не реагировать на подозрительный взгляд собеседника.
