— Да… Нет… Я не знаю… Я так думаю.
— Почему вы так стараетесь свести на нет свои показания?
— Я? — Ингрид засмеялась. В этот момент она напоминала птенца, который, еще не научившись летать, выпал из родного гнезда.
— Герр комиссар, у меня нет ни малейшего намерения…
— Вот именно, — проворчал Хаузер. — Но вы хотите доказать, что Майнинген попал в ваше купе еще до того, как поезд пришел в Хайдхауз.
Комиссар смотрел на нее пронизывающим взглядом. Ингрид молчала. Больше не имело смысла с ним спорить, точнее, оспаривать собственные слова: они были произнесены.
Хаузер вынул из кармана золотой автоматический карандаш и положил его перед Ингрид на стол.
— Вы где-нибудь видели эту вещицу? — спросил он. — Она, если хотите, тоже имеет к нашему делу некоторое отношение. Можете познакомиться с ней поближе.
В этом не было необходимости. Ей было достаточно беглого взгляда. Ингрид отрицательно покачала головой.
— Нет. Я вижу этот карандаш в первый раз.
Хаузер снова положил карандаш в карман и поднялся из-за стола.
— То, что вы познакомились с герром Майнингеном до дня убийства и по прибытии поезда в Хайдхауз — очевидный факт. Ничего другого я и не ожидал, — заметил он.
Ингрид одновременно с ним встала со стула. Она не могла допустить, чтобы он сейчас ушел. Она не хотела, чтобы он приходил снова, и сделала последнюю попытку настоять на своем.
— Герр комиссар, — сказала она решительно, — я беру назад мои показания.
Хаузер поморщился:
— Я бы вам этого не советовал, фроляйн Буш. Это произведет невыгодное для вас впечатление.
— Тем не менее, я повторю то, что сказала до этого.
— А что вы скажете взамен сегодняшнего?
— Больше я не могу ничего вспомнить.
Хаузер печально покачал головой.
— Вы думаете, что повредите Клаусу Майнингену? Тем, что вы сказали правду? Фроляйн Буш! — Лицо комиссара больше не казалось непроницаемым; сейчас это было строгое и суровое лицо представителя закона. — Вы студентка юридического факультета. Очень грустно, что вы об этом забываете. Или ваши занятия нужны вам только как средство приятно провести время?
Ингрид потупилась. «Боже мой, и он называет это «приятным времяпрепровождением!» — подумала она.
— Так как же мы поступим с вашими показаниями? — жестко спросил Хаузер.
— Я… — Она проглотила комок, подступивший к горлу. — Мои показания остаются в силе. Прошу прощения, герр комиссар.
Хаузер еще раз пристально посмотрел на нее, потом кивнул. Лицо его уже не было таким суровым.
— Это нелегко. Никто так хорошо этого не понимает, как я, — сказал он, вздохнув. — Ну, ладно. Прошу вас потом зайти ко мне и подписать протокол.
Ингрид кивнула. Она едва расслышала то, что он сказал. Она не знала, что ее больше огорчает — показания, которые она дала Хаузеру, или большой «подарок», который она преподнесла Клаусу.
Ингрид, расстроенная, спешила хоть на время ускользнуть от пристального взгляда фрау Хеердеген и от града вопросов, который та непременно бы на нее обрушила. Она накинула плащ и, несмотря на проливной дождь, опрометью выбежала из дома и побрела неизвестно куда. Не обращая никакого внимания ни на прохожих, ни на движение, она дрогла под плащом, который, отсырев, сразу прилип к телу. Волосы ее растрепались и рассыпались по плечам тонкими мокрыми прядями.
Попытка определить, где она находится, не удалась, хотя местность была знакомая: улица с высотными домами; многие из них занимали различные редакции. По вечерам в подвальных помещениях работали огромные ротационные машины, которые, если заглянуть внутрь подвала, казались сказочными чудовищами, изрыгающими печатную продукцию. Все это проходило сквозь ее сознание, но она пробегала мимо, не в силах остановиться. Сейчас ей все было безразлично, на этом свете ее больше ничто не интересовало, все для нее кончилось.
Вдруг из темноты вынырнул человек; поравнявшись с Ингрид, он положил руку ей на плечо.
— Что вам нужно? — Она в испуге остановилась.
— Ингрид!
— Берт… — Она изумленно смотрела на него и в следующий момент бросилась ему на шею — в самом центре людского потока, прямо под проливным дождем. Несколько прохожих ухмыльнулись, глядя на эту пару, и проследовали мимо.
У Берта было озабоченное лицо. Ингрид этого не заметила.
— Берт, — горячо шептала она, — извини, Берт, что я тебя сразу не узнала… Последние несколько дней меня окончательно добили.
Берт Аккерман смотрел на ее мокрое лицо и боялся, что она вот-вот разревется. Осторожно высвободился из ее объятий. Ему этого не хотелось, но ничего другого не оставалось.
— Ну, пройдемся немного вместе, — сказал он хрипло. — Пошли, пошли…
Они остановились перед зданием, в котором помещалась редакция Берта. Он провел Ингрид через широкие стеклянные двери мимо вахтера, который ему кивнул, и они поднялись в лифте наверх.
Берт повесил дощечку с надписью: «Не мешать! Конференция» на дверь своего кабинета.
— Так… — сказал он. — Теперь сними плащ и вытри лицо.
— Это все дождь, — сказала Ингрид.
Берт посадил ее на старомодную, обитую кожей оттоманку, подошел к столу, налил в стакан неразбавленного рома и заставил Ингрид выпить. Она дрожала и кашляла, но постепенно приходила в норму.
Берт снял телефонную трубку:
— Я снова здесь и просил бы мне не мешать. Лотхен, организуй мне, пожалуйста, две чашки кофе, да — две, и пачку сигарет. Все.
— Кто эта Лотхен? — спросила Ингрид.
— Ага… — Берт вместе со стулом пододвинулся к ней. — Ты почти ожила. Ты что, не помнишь Лотхен, маленькую блондинку из отдела спорта? Она сидит в приемной: фрау Клинкерих больна.
— Ах да, Лотхен, — пробормотала Ингрид. Это очень хорошо, что Берт сидит рядом и рассказывает ей об этой Лотхен и фрау Клинкерих. Ингрид почти позабыла, что на свете есть другие люди, а не только Клаус и комиссар Хаузер или фрау Хеердеген, Клаус и сенат- президент, которого убили, Клаус, который вдруг появился в ее купе в Хайдхаузе.
— Рассказывай дальше, — попросила Ингрид.
— Лотхен недовольна. Она по-прежнему хотела бы заниматься своими спортивными делами… — Берт протянул Ингрид свою расческу. — Она влюблена в Макса Хокеди, эксперта
