настороженно. Хоть и явился он в Шадизар вместе с некоронованной королевой Пустыньки, но его необычайно мягкая поступь свидетельствовала об огромной таившейся в нем силе, о том же говорили невероятно мощные мышцы. Твердый же взгляд умных серых, как грозовые тучи, глаз не оставлял сомнений: тому, кто оказался у него на пути, лучше отойти в сторону…
Что же касается Ганы, на нее устремилось множество восторженных взглядов. Хотя она и проигрывала в сравнении с огнегривой воительницей, но о недоступности Сони знали все, а вот ее новая подруга охотно отвечала на приветствия незнакомцев.
— Тебе придется повысить мне содержание,— заявил Соне Север, уже поднимаясь по лестнице.
— Интересно, что ты имеешь в виду? — не поняла девушка.
— У ворот ты сказала десятнику, что я твой казначей, а теперь оказываюсь еще и телохранителем,— заметил он совершенно серьезно.— Такая работа требует двойной оплаты.
— Перестань набивать себе цену! — Она ехидно прищурилась.— Разве я когда-нибудь обижала тебя?
— Ловлю на слове,— покорно согласился Вожак, чувствуя, что здесь, в Шадизаре, звание Вожака больше заслуживает Соня.
— Прошу, мои дорогие!
Хозяин таверны отпер дверь, и пока они входили, подбежал к окну и распахнул его настежь, впуская потоки свежего воздуха.
— Саиб! — крикнула Соня, усаживаясь в кресло, и он мгновенно обернулся и замер, как сторожевой пес, ожидающий приказа хозяина.— Мы со вчерашнего дня ничего не ели и надеемся, что твой повар постарается ради нас.
Она открыла было рот, чтобы добавить еще что-то, но в этот миг в дверь постучали, и Соня решила промолчать. Саиб подскочил к двери — похоже, стук не был для него неожиданностью — и впустил в комнату свою дочь. Она весело впорхнула, неся перед собой поднос, на котором стояли ваза с фруктами, кувшин охлажденного вина и четыре высоких бокала из розового хрусталя. Девушка посмотрела на гостей веселыми глазами и принялась сервировать стол.
— Жаркая нынче осень,— заметил Саиб.
— Как и весна,— отозвалась Соня, подходя к отворенному окну, которое выходило на канал.
— Да,— кивнул тавернщик,— не хочу даже вспоминать о том, что творилось здесь летом. Ты уже закончила, Гюли? — Он обернулся к дочке.— Скажи маме, пусть распорядится насчет обеда на четверых. Самого лучшего. Я скоро спущусь.
Та еще раз стрельнула глазками в гостей, особенно в Севера, и скрылась за дверью.
— Да, лето оказалось жарким,— согласилась девушка.
— Камни плавились,— подхватил Саиб.
— Ну, твой-то жирок солнце не растопило,— усмехнувшись, заметила Соня.
— Что поделаешь? — Он смеясь развел короткими, толстыми руками.— Боги ограничили мой рост, зато вширь я могу расти сколько угодно.— Он сокрушенно вздохнул.— А сейчас я должен покинуть вас ненадолго.
Саиб ушел, но вскоре появился вновь. Гораздо раньше, чем ожидали его увидеть оставшиеся в комнате четверо молодых людей. Север подошел к столу, наполнил вином бокалы и разнес их присутствующим, после чего уселся в кресло и с наслаждением сделал первый глоток.
Еще поднося бокал ко рту, он почуял терпкий аромат, узнал его и одобрительно кивнул. Он, как и его спутница, испытывал слабость к хорошим винам, а это оказалось не просто хорошим. Поймав его взгляд, Соня улыбнулась, а Вожак заметил:
— Оказывается, совсем неплохо живут воры в Шадизаре!
Склонив голову, Соня насмешливо посмотрела на него.
— Лучшие из воров Заморы! — поправила она и посмотрела на Заруса, который с достоинством кивнул, соглашаясь.— Кстати, едят они не хуже.
Гана пила вино маленькими глоточками, но не потому, что привыкла смаковать напитки. Просто боялась, что бокал опустеет слишком быстро. В Яме в основном употребляли перекисшее пиво, от которого живот раздувался и немилосердно болел.
Наверное, если бы не Зарус, они уже обменялись бы первыми впечатлениями, но сейчас все предпочитали молчать. Наконец раздался стук в дверь и Саиб, сообщил, что обед готов. Дверь отворилась, толстяк внес посуду и расставил ее на столе.
Вскоре появилась и Гюли. Ей пришлось-таки побегать.
На столе друг за дружкой появились большая супница с черепаховой похлебкой, печенная на вертеле кабанья нога, фаршированный черносливом фазан, отваренные в меду цыплята, маринованный в вине фаршированный свининой заяц, запеченный в тесте сом и многое другое.
Гана смотрела на все это великолепие и, чтобы не казаться остальным полной дурой, все глубже опускала свой маленький носик в бокал, в котором почти не осталось вина. На голод она не могла пожаловаться. Питались в Яме сытно, но однообразно. Как правило, животное или птицу обдирали, потрошили, солили, насаживали на вертел и подвешивали над огнем — просто и быстро. Из жидких блюд она пробовала только бобовую похлебку.
— С твоего позволения,— обратился Саиб к Соне, в последний раз окинув стол придирчивым взглядом и убедившись, что ничего не забыл,— я зайду попозже.
Он пятился, кланяясь, пока не вышел за дверь, которая тут же закрылась за ним. Послышались удаляющиеся шаги, и все стихло.
— Довольно,— заявила Соня и первой уселась за стол.— Не знаю, как вы, а у меня больше сил нет терпеть.
Ее друзья не заставили себя долго упрашивать, тем более что разговор все равно не клеился. Наверное, сказывалось то, что даже Соня знала Заруса не так уж хорошо, а сдержанный Север вообще предпочитал молчать. По крайней мере, пока обсуждалась страшная жара, все лето простоявшая в Шадизаре. Но как только заговорили о судьбе исчезнувших спутников его подруги, неожиданно вмешался.
— Пути наши разошлись в начале лета,— опередив ее, уклончиво ответил он.— Но я знаю, что Альво с Сурханом осели на севере Немедии.
Услышав это, Соня едва не вцепилась в него, но в последний миг сдержалась, решив отложить месть на более позднее время.
— Вот как! — поднял бровь Зарус.— А в Шадизаре ходили упорные слухи о том, что все вы погибли.
— Интересно,— нахмурилась девушка.— Кто их распространял?
— А Бел его знает…— пожимая плечами, равнодушно ответил Зарус.— Во всяком случае, не я и уж никак не молчун Золо.
Аргосец не слишком задержался наверху. Узнав, что хотел, он встал, заметив на прощание, что нет ничего неприятнее назойливого гостя, и спустился вниз.
— И что это значит? — поджав губы и испепеляя Севера взглядом, тихо, но твердо спросила девушка, когда шаги гостя затихли в коридоре.
— Ты о чем? — оторвавшись от жаркого, поинтересовался он.
— Об Альво и Сурхане,— сказала она еще тише, так что Гана, почувствовав, что тучи сгущаются, растерянно заморгала, недоуменно поглядывая на свою подругу.— Ты знал, что они живы, и ни словом не обмолвился мне!
