театру, но и громадные деньги. Это был музей, о котором говорили, что Европа не знает подобных театральных палат. Здесь было собрано решительно все, относящееся к театру, от личных вещей актеров до высоких творений мастеров: Брюллова, Тропинина, Репина, Коровина, Врубеля, Васнецова, Поленова, Судьбинина. «У Бахрушина, — признавали все, знавшие его, — был необычайный дар собирательства, вещи к нему шли, как ручные. У него был зоркий глаз и цепкие руки».
После революции, лишившись миллионов, Бахрушин продолжал дело своей жизни. Как писали газеты после его смерти, «он умел добиваться облюбованного им предмета настойчиво и неотступно. При этом он был бережлив к казенной копейке. Он считал каждый советский грош и умел на скудные средства бюджета пополнять непрерывно и без того полные музейные сундуки» 3* . Жалованья же получал 43 рубля. А. А. Бахрушин умер в возрасте шестидесяти четырех лет, слишком рано для этого крепкого рода, представители которого жили долго и трудились до самого конца. На смерть А. А. Бахрушина откликнулся из Парижа А. А. Плещеев, критик и историк балета, давний друг и постоянный вкладчик в собрание (сейчас в рукописном фонде музея хранится его ценнейший архив). Слова, сказанные им более 60 лет назад, актуальны и сегодня: «Зная близко все драгоценности музея Бахрушина — я часто посещал его и был членом его попечительного совета, — могу с точностью засвидетельствовать, что равного собрания, главным образом по театру, в России не имеется. Больше скажу: за границей такого театрального музея нет» 4* .
После смерти А. Л. Бахрушина заведование музеем стало переходить из рук в руки, иногда не только равнодушные, но и преступные. Еще при жизни его вдовы Веры Васильевны Бахрушиной началось планомерное уничтожение музея. Сдирались и сбивались потолки, рушились уникальные камины, перестраивались комнаты. В 1937 году было принято решение перевести музей в подвальное помещение Политехнического музея. Наступили времена, когда само существование музея ставилось под вопрос. Но каждый раз кто-то заступался, хлопотала сама Вера Васильевна, и музей удавалось сохранить. Вообще, роль Веры Васильевны Бахрушиной в становлении и сохранении музея огромна. Дочь крупного суконного фабриканта Василия Дмитриевича Носова, она в 1895 году становится женой Алексея Александровича Бахрушина, а чуть позже — хозяйкой замечательного особняка на Лужнецкой. И с той поры театральное собирательство, музей становятся целью жизни и для Веры Васильевны.
А была она человеком с самыми разнообразными интересами. Как много она умела! Интересовалась и любила технику и производство (в юности даже хотела работать на заводе отца), увлекалась фотографией, занималась живописью, за короткий срок освоила пишущую машинку, переплетное дело, тиснение на коже, резьбу по дереву, хорошо плела и вязала кружево, великолепно вышивала гладью, прошла специальный курс кулинарного искусства, плела корзины, тачала сапоги. Больше всего на свете любила садоводство, сельское хозяйство, серьезно увлекалась философией.
Как говорил о ней Ю. Бахрушин, «…мать лихорадочно копила знания, чтобы быть нам полезною». Собственные интересы Веры Васильевны уходили на второй план, на первом же — всегда были интересы мужа и детей. «Серьезное отношение к жизни, — писал в своих воспоминаниях Ю. Бахрушин, — излишняя, подчеркнутая и чисто внешняя холодность, абсолютно не являвшаяся чертой ее характера, сугубая сдержанность, стремление к максимальному самообразованию и жизнь чужими интересами — свойства, не покидавшие ее до самой смерти». Надо сказать и о том, что, будучи дочерью и женою миллионеров, Вера Васильевна жила довольно скромно. На хозяйство ей выделялась строго определенная сумма, в которую она обязана была уложиться, никаких особых нарядов, увеселений. Ежегодные поездки всей семьей за границу имели главной целью закупки образцов для музея и становились как бы рабочими, необходимыми для дела. Сугубая расчетливость в домашней жизни и миллионные пожертвования на пользу общества — это одна из характернейших черт русского просвещенного купечества.
Неприхотливость в быту, умение жить внутренним, а не внешним помогли Вере Васильевне выжить в тяжелые послереволюционные годы. Умерла она в 1943 году, до самого конца оставаясь с музеем, живя его интересами, насколько позволяли обстоятельства.
Как уже говорилось, воспоминания Ю. А. Бахрушина обширны и касаются очень многих сторон дореволюционной российской жизни. Особую ценность придает им описание русского купечества, набиравшего силу после реформы 1861 года. «Правительство официально признавало наступление новой исторической эпохи — эпохи русского капитализма», — отмечает мемуарист.
Простые гуртовщики 5* и прасолы 6* из Зарайска, Бахрушины к 1917 году входили в первую пятерку самых могущественных купеческих московских семей, наряду с Морозовыми, Третьяковыми, Щукиными и Найденовыми, обессмертивших свое имя благотворительной и культурной деятельностью.
Родоначальник Алексей Федорович начал с маленького перчаточного дела в Кожевниках в Москве, а сын его Петр (будущий миллионер), привезенный из Зарайска в корзине для кур, уже подросший, ходил на Мытный двор на сенный торг, где за гривенник- пятиалтынный провожал купленный воз с сеном до двора покупателя, чтобы не разворовали в пути. Вот так начиналось дело одной из самых крупных и богатых фирм в Москве — торгового дома братьев Бахрушиных, владельцев кожевенного и суконного производства. Но, описывая путь восхождения семьи, Ю. А. Бахрушин никогда не забывает о нравственной стороне дела. Высокое чувство собственного национального и человеческого достоинства отличало этих людей. Польза Отечеству — вот что ставилось во главу угла при всех их начинаниях. Прадед Алексей Федорович никогда не был практическим дельцом американского типа. Он, «во- первых, был романтиком и фантазером, во-вторых, пламенным патриотом — недаром он был современником знаменательного 1812 года. Во всех его коммерческих предприятиях главной целью было не личное обогащение, а польза России, об этом он постоянно твердил в своих письменных высказываниях и доказы вал поступками». Три его сына, а затем и внуки унаследовали эту родовую черту. Свыше трех с полови ной миллионов отдали братья Бахрушины на благотворительные цели. Размах этой деятельности поистине велик и разнообразен. Недаром в извещении о смерти Александра Алексеевича Бахрушина, отца создателя музея, в первую очередь указывалось, что умер известный благотворитель и почетный гражданин Москвы.
В начале 1880-х годов братья Бахрушины (сыновья родоначальника Алексея Федоровича Я. С.) совершили свой первый благотворительный акт — пожертвовали около полумиллиона рублей на больницу для хронических больных. Затем были построены родильный приют, амбулатория, а позже к больнице приросло еще одно учреждение — дом для призрения неизлечимых больных.
Бахрушины жертвуют также большие деньги на устройство детского приюта, жертвуют не формально, а проявляют заботу о будущем детей-сирот. К своему совершеннолетию «выходить в люди» они должны с приобретенной специальностью, с какой-либо профессией, поэтому при приюте создаются не только школа, но и мастерские для обучения ремеслам. Приют находился в Сокольничьей роще, где дети жили группами в отдельных небольших домиках. Создавая то или иное благотворительное учреждение, Бахрушины думали о его дальнейшей судьбе. Так, например, в завещании Александра Алексеевича на развитие приюта было отказано несколько сот тысяч.
На пожертвование Бахрушиных был также выстроен на Софийской набережной дом бесплатных квартир для вдов и учащихся девушек. В доме — общие рабочие комнаты с бесплатно предоставленными швейными машинами. Для детей вдов устроены школы —
