Активное сознание

Шопенгауэр, Гурджиев, Успенский и Шмаков, — это нечто совершенно иное, чем воля в современной (научной и обыденной) психологии.

Волю начали понимать как специфическое напряжение для достижения цели, а аспекты внутренней свободы и активности — стали игнорировать. Собственно волевое действие, сформулированное в языке современных описаний, становится невозможным, и для его осуществления теперь необходимо вначале вернуться к прежнему пониманию воли.

Процесс «деволюнтаризации воли» стал следствием выделения в Мире в качестве главной «фигуры» одной из многих его скреп — причинно-следственных отношений, и, вследствие этого, придания научному знанию статуса ведущего (и для многих — абсолютного) знания. Воля как то, что находится по ту сторону каузальных отношений, оказалась вытесненной на периферию современной культуры и нашла свое место только в культуре Консервативной революции и эзотерических практиках. Разрыв между традиционным и современным представлениями о воле привел к появлению контрсовременных доктрин и различных практик, возрождающих утерянное понимание воли. То, что раньше было очевидным и не нуждалось в проговаривании, теперь следует внятно артикулировать и сопровождать реальной практикой, восстанавливающей волевой опыт.

Первым европейским автором, досконально исследовавшим этот вопрос, является, конечно, Артур Шопенгауэр, понимавший волю как подлинное ядро человека, для которой интеллект является только ее орудием, посредником между волей и действием. Для понимания сущности воли следует прочесть целиком его работу «Мир как воля и представление». Мы ограничимся ссылками на те аспекты, которые будут затронуты ниже.

А. Шопенгауэр размышлял:

«Эта вещь в себе… которая как таковая никогда не бывает объектом (потому что всякий объект есть лишь ее проявление, а уже не она сама).

… Понятие воли — единственное из всех возможных, которое имеет источник не в явлении, не просто в наглядном представлении, а исходит изнутри, вытекает из непосредственного сознания каждого, познания, в котором каждый познает собственную индивидуальность в ее существе, непосредственно, вне всякой формы, даже вне формы субъекта и объекта, и которым он в то же время является сам, ибо здесь познающее и познаваемое совпадают.

«Воля как вещь в себе совершенно отлична от своего явления и вполне свободна от всех его форм, которые она принимает лишь тогда, когда проявляется, и которые поэтому относятся только к ее объектности, ей же самой чужды. Уже самая общая форма всякого представления, форма объекта для субъекта, ее не касается; еще менее ее касаются формы, подчиненные этой последней и находящие себе общее выражение в законе основания, куда, как известно, относятся время и пространство, а следовательно, и множественность, существующая и ставшая возможной только благодаря им.

… Воля как вещь в себе лежит вне сферы закона основания во всех его видах, и она поэтому совершено безосновна, хотя каждое из ее проявлений непременно подчинено закону достаточного основания. Далее, она свободна от всякой множественности, хотя проявления ее во времени и пространстве бесчисленны»¹.

(¹. Шопенгауэр А. Мир как воля и представление / Собр. соч. в 5 т. – Т. I. – М.: Московский Клуб, 1992.)

Автор, принадлежащий к иной эпохе и транслирующий в эту эпоху идеи совершенно иной культуры, пишет:

«Перед проникновенным взором Будды открылись глубины его существа, и он понял, что суть его — воля…

В начале, которого в действительности нет и которое не имеет своего духовного значения вообще, а имеет лишь частное значение в нашей конечной жизни, воля хочет познать себя, в результате чего пробуждается сознание, а с пробуждением сознания происходит разделение воли на две части. Единая воля, целостная и совершенная в себе, становится одновременно актером и зрителем.

…разделение воли настолько очаровывает сознание своей новизной и кажущимися успехами в решении практических проблем жизни, что оно забывает о своей миссии служить источником света для воли…

В воле содержится нечто большее, чем простое веление: в ней содержится также мышление и видение. Это позволяет ей видеть себя и достичь свободы и господства над собой. …воля желает стать просветленной, свободной и независимой»¹.

(¹. D.T. Suzuki. Introduction to Zen Buddhism. London,1932.)

Близкое нам понимание воли мы обнаруживаем у одного из самых значительных российских мыслителей Владимира Шмакова:

«[Воля] есть не только категория проявляющегося духа, но и его исконное обнаружение. Активность духа может окрашиваться различными модусами, но в своем первичном естестве он есть воля; в этом ее первичность и конкретность»¹.

(¹. Шмаков В. Основы пневматологии. — М., 1922; К.,1994.)

Лосский Н. вообще отождествляет волю и активное сознание, различая «Я» и «индивидуальное сознание», понимая под последним то, что мы обозначаем как личностные структуры:

«…мы различаем понятия я и индивидуальное сознание: под словом индивидуальное сознание мы разумеем совокупность всех состояний сознания, переживаемых каким-либо я, а под словом я лишь ту часть индивидуального сознания, которая чувствуется, как моя.

…С точки зрения волюнтаризма слово воля можно было бы уничтожить и заменить выражением причинность сознания или активность сознания»¹.

(¹. Лосский Н. Основные учения психологии с точки зрения волюнтаризма. — СПб, 1903.)

Подобные цитаты можно множить и множить. Близкую к психонетике трактовку воли находим у Гурджиева (за исключением попытки дать воле рациональное и чуть ли не структурное определение), который исходил из того факта, что человек, как правило, не способен осуществлять самостоятельное действие, а его действия и решения осуществляются в результате внешних влияний. Обычно то, что называют «волей», является лишь результатом желаний. Воля же в понимании Гурджиева — это способность осуществить сознательные решения, исходящие от реального неизменного «Я». Только эта воля свободна, не подвержена случайностям, независима от внешних воздействий и способна творить:

«Вопрос: Имеется ли в вашем учении место для свободной воли?

Ответ: Свободная воля есть функция подлинного “я”...

Тем не менее, свободная воля — это реальность: она действительно существует. Но мы, каковы мы есть, не можем ее иметь. Свободную волю способен иметь подлинный