— А товарища старшего лейтенанта гвардии Копылова, — степенно ответил ездовой.
— Тпру, лапушки, приехали!
Незнакомая девушка помогла слезть с повозки. Заметив на моей голове белый тюрбан, наложенный Фаридой, она спохватилась:
— Девоньки-и, тяжелого доставили!
Из дома выскочили еще четыре девушки. Вероятно, я был неузнаваем. Марийка и Катя Беленькая подхватили меня под руки и затащили в помещение. На столе, покрытом марлей, стояла крупнокалиберная гильза с низким, но очень широким гребешком пламени. Пламя колыхнулось, выбросив пучок копоти.
Марийка внимательно посмотрела на мое лицо, и ее губы как-то очень уж неловко задрожали.
— Андрюша!
— Андрей! — вскрикнула Катя.
Вокруг меня с любопытством толпились незнакомые мне девушки, среди которых я узнал только двух санитарок-ветеранов Любу и Зою, чудом уцелевших, когда погибли Нина и Лида.
Через минуту я уже лежал на топчане, и Марийка делала мне какие-то уколы.
— Марийка, не надо… Знаешь, я очень боюсь уколов. Не надо… Марийка.
После уколов я уснул. Среди ночи я просыпался и просил пить. Мне все казалось, что подходит Вера; я хотел что-то сказать ей, но каждый раз, очнувшись, видел склоненные надо мной лица Марийки и Кати. Марийка поправляла на моей голове сбившуюся повязку. Катя подносила кружку к губам, и я снова засыпал.
Утром меня эвакуировали в тыл. Сидя на повозке, я с грустью смотрел на удаляющиеся фигуры Марийки и Кати. Девушки махали мне руками.
