его и застегнула. Тяжелая золотая цепь повисла между ее грудями и заскользила по коже, когда она двинулась к постели.
Френсис не колеблясь поймал конец цепи, намотал на руку и подтянул ее к себе.
Серена и боялась, и жаждала его, страшась этого странного, чуждого ей до сих пор мира страсти.
— Вот мы и в плену друг у друга, — прошептала она и принялась губами обследовать его тело, двигаясь все ниже и ниже…
Как только она осознала это, то немедленно прекратила свои нежные ласки. Раньше она считала такое не чем иным, как противной обязанностью. Теперь ей нравятся подобные вещи, и кто же она теперь?
— Френсис, это несправедливо, не правильно. Что, если я желаю многих мужчин? Что, если у меня душа проститутки? Посмотри на мою мать.
Он привлек ее к себе.
— Серена, между нами не может быть чего-то правильного и не правильного. Как бы там ни было, — добавил он с нежным поцелуем, — если верить леди Кол, то твоя мать любила только одного мужчину, и это был не Олбрайт.
Серена с жалостью подумала о своей тихой, несчастной матери.
— О, я очень надеюсь, что это так!
— Но у нее были минуты счастья. Разве мы не заслуживаем того же?
— Ты-то точно заслужил!
Он покачал головой и спросил:
— А теперь тебе нравится, когда тебя целуют?
Она запустила пальцы в его шевелюру.
— Кажется, мне это может понравиться.
Его рука сжала ее грудь.
— А это?
— Да, это так сладко!
На смену пальцам пришли губы и зубы, и Серена изумленно вскрикнула:
— Френсис, Френсис!
Боже, что с ней происходит? Она теряет голову от тех ласк, которые совсем недавно оставляли ее равнодушной!
Его руки и губы творили с ней чудеса, и он прошептал:
— Пусть это случится, Серена! Пожалуйста!
Она и сама хотела бы безоглядно предаться всепоглощающему чувству, но что-то в ней словно противилось этому…
В конце концов Серена в отчаянии закричала и взмолилась, чтобы он остановился. Он подчинился, и она отпрянула, страдая от стыда и отчаяния. Ну почему Френсис не может просто взять ее? Почему у него такая огромная потребность дарить?
Он снова развернул ее лицом к себе, и она приготовилась к самому худшему — злости, ненависти, но в его глазах светилась любовь.
— Извини, — прошептала она, ничего не видя из-за слез.
Он слизнул их и хрипло сказал:
— Ради всего святого, Серена, это же не экзамен.
Он свесился с кровати и схватил с пола рисунок, на котором она пыталась кое-что изменить.
— Посмотри на это, черт возьми, и возненавидь! Не позволяй чему-то подобному управлять собой. Не допусти, чтобы Ривертон управлял тобою из ада! Не дай ему повода позлорадствовать!
Он схватил ее за волосы и взглянул на нее в упор.
— Я — не Ривертон! Я — Френсис! Ты можешь доверять мне.
Он жадно и требовательно поцеловал женщину.
— Разозлись хорошенько, моя сирена, и вырвись из его власти. Иди ко мне.
Эти слова возымели волшебное действие, и когда он снова прикоснулся, Серена выгнулась словно лук, изнемогая от желания.
— Доверься мне, Серена. Будь свободна. Ты в безопасности…
Да, это же Френсис! Ривертон не посмеет управлять ею из ада!
И вся ее ярость сгорела в чистом пламени страсти… Она закричала, отчаянно возжаждав слиться с ним.
Она и сражалась с ним, и любила его, и когда Френсис погрузился в нее, она лишь стряхнула цепи, сковывающие ее, и вырвалась наконец на волю.
…Она лежала умиротворенная и обессиленная.
— Я умерла? — спросила она.
Он простонал.
— Нет, ты убила меня, дорогая.
Он снял с нее ошейник и поцеловал в затылок.
— У тебя там осталась краснота. Мы избавимся от этих штучек.
Она взяла его руки в свои ладони и улыбнулась, глядя на наручники.
— Пожалуй, они мне даже нравятся.
— Ага, потому что на мне, да?
Она ущипнула его.
— Не знаю. Но если ты привяжешь меня к кровати, это, пожалуй, будет забавно.
Он понял, что она доверяет ему, и возликовал. Его нежные глаза улыбнулись, когда он произнес:
— Повтори это тогда, когда я не буду таким опустошенным, женщина.
Она погладила пальцами его совершенное, блестевшее от пота тело.
— Ты когда-нибудь уже делал это? Связывал?
— Нет.
Она подняла ошейник и провела им по его бедрам и животу, восхищаясь блеском золота на фоне его кожи, и заметила, как он задрожал всем телом. Теперь эта жуткая вещица была просто игрушкой!
— Меня удивляет, что все произошло слишком обыденно.
— Ну я так не думаю. — Он завладел ее рукой и посмотрел в глаза. — Но лучше тебе спросить кого-нибудь еще.
— Почему?
Френсис виновато улыбнулся.
— Время признаний. Я исключительно неопытный в этом деле, любовь моя. Ты моя первая и единственная женщина.
Она уставилась на него широко раскрытыми глазами, пытаясь отыскать какой-нибудь тайный смысл в его словах.
— Ты имеешь в виду, что там у Постов?..
Он кивнул.
— Разочарована?
— В ужасе! — У нее на глазах выступили слезы.
Он крепко обнял ее.
— Тсс, не плачь. Это было восхитительно. Вспоминая ту ночь, я вижу в этом знамение Божье.
Она нахмурилась.
— Я тебе не верю. Ты же такой замечательный любовник.
Он довольно ухмыльнулся.
— Я польщен, но откуда тебе знать, добродетельная моя?
— И верно! В конце концов в сравнении с Мэтью, которому было наплевать на меня, любой мужчина покажется…
Она вскрикнула, когда он поцеловал ее. И, конечно, просто должна была поцеловать его в ответ.
Они снова успокоились в объятиях друг друга.
— Но тогда почему ты такой опытный? — спросила Серена.
— Я просто хорошо начитан. Впрочем, мне нравится учиться у тебя.
Он слегка провел пальцем по внутренней стороне ее бедра.
— Это так приятно, как об этом пишут?
— Хм-мм. Но лучше делать это метелкой для смахивания пыли.
— Что-о-о? — Он расхохотался.
Она лукаво посмотрела на него.
— Я тоже читала книги. В прошлом я терпеть не могла такого рода образование, но теперь думаю, что эти знания даже полезны.
Френсис проворчал:
— Я всегда подозревал, что образование женщин — это не слишком хорошо.
— Ты имеешь в виду, что наши бедные нежные мозги перегреются?
— Я имею в виду совершенно другое. Впрочем, я и сам что-то разгорячился. Но все это гораздо большее, нежели знания и опыт.
Он ласково погладил ее по животу.
— Я счастлив лишь касаться тебя, мое сокровище.
Серена глубоко вздохнула.
— Почему книги никогда не упоминают о красоте слов? Твои слова согрели мне душу, подарили мне свободу.
Она слегка подвинулась, чтобы посмотреть ему в глаза.
— Я говорила, что люблю тебя? Люблю своего мужа, единственного мужа перед лицом Господа.
Его рука замерла.
— Вряд ли я заслужил такое отношение. Но я обязательно заслужу.
— Конечно, заслуживаешь! Ни один мужчина не сумел бы быть таким нежным и добрым.
— Наверно, мне повезло, что ты можешь сравнить меня только с Ривертоном.
Она немедленно приложила палец к его губам.
— Любая женщина знает, с кем сравнивать. Мы носим это в своем сердце. Вот почему, глядя лишь на братьев и отца, я с самого начала знала, что Ривертон — чудовище. Но до конца поняла только, когда встретила тебя.
Она нежно поцеловала его.
— Ривертон хорошо вышколил свою женушку…
Она снова закрыла ему рот поцелуем.
— Но в браке с ним мне многое было недоступно, а попросту — запрещено! Это любовь, нежность, уважение, достоинство. А посему я стала использовать свое тело, чтобы совратить незнакомца.
— Не надо, я ведь все понимаю.
— Именно за это я и ценю тебя. Потому-то ты и сумел научить меня всем этим запретным штучкам — любви, нежности, уважению и достоинству.
— Тебя нечему обучать, Серена.
Она поцеловала его нахмуренные брови.
— Ну, значит, ты напомнил мне об этом. Подарил мне жизнь и счастье, освободил от чудовища и его цепей. Даже если бы я не полюбила тебя, я была бы предана уже за это.
Она заметила, что он почувствовал себя неловко, и сменила тон на более игривый и легкомысленный.
— И поскольку я теперь свободна, пусть это будет на твоей… голове, милорд!
И ее выразительный взгляд ясно показал, что за голову она имела в виду. Плоть слабо шевельнулась, и Серена улыбнулась мужу.
— Язык, зубы, лед, перья… — вызывающе забормотала она. Подобрав плетку, она пощекотала ею Френсиса.
— В любви, радость моя, нет ничего запретного.
После мгновенного замешательства он расхохотался, а она — вслед за ним, и их обнаженные тела сплелись посреди забытых цепей.
