самое лучшее, миссис Уилинг. Я голоден как волк. И не забудьте про эль.
Он пошел в свою комнату, упал в кресло и стал размышлять. Мисс Мэндевилл не играла с ними в игрушки. Она не хотела выходить замуж за Сент-Рейвена, и неудивительно. У него был нелегкий характер, у них было мало общего, и жизнь герцога и герцогини была бы адом – если только вам не нравилось играть роль Бога.
Все равно Трис Трегеллоус был одним из лучших людей, кого знал Кэри, и он был достоин хорошей жены и счастливой жизни.
Глава 32
Сердечные раны не проходят бесследно, на их месте образуются шрамы. За шесть дней, которые понадобились, чтобы добраться до Плимута, Крессида в некотором роде примирилась со своей судьбой. Возможно, в этом ей помогла поддержка родителей.
Ее отец был так похож на Триса, только его слабостью были приключения, а не необузданные страсти. Этот огонек в его глазах, ожидание успеха и уверенность в нем – все это было новостью для Крессиды.
С Трисом все было наоборот. Сначала она познакомилась с настоящим человеком. Светский джентльмен – это только роль, которую он играл по необходимости.
После нескольких дней размышлений она решила, что Сент-Рейвен подумал, что она похожа на него, что сначала она была реальной, а ее добродетель – лишь игра. – Да, на какое-то время она потеряла голову, забыла о своем социальном положении, но в конце концов ей отчаянно хотелось вернуться домой – к обычной жизни и благопристойности. Она совершенно не хотела возвращаться к распутникам и лжецам.
Более того, она была не похожа на свою мать. С тех пор как она узнала, почему мать покинула Индию, Крессида пыталась понять ее, но в конце концов сдалась. Кажется, мать обладала благословенной способностью быть довольной своей судьбой, какой бы она ни была. И это вызывало восхищение.
Крессида узнала, что в браке ее родителей соединяла скорее нежность, нежели страсть, а значит, для Луизы было не так тяжело уехать от мужа. Мать Крессиды утверждала, что ей понравилось путешествие в Индию, но она также не страдала от решения вернуться домой.
– Самым важным было твое здоровье, – сказала мать так, как будто это объясняло все. – И я знала, что твой отец сможет обойтись без меня.
– Но ты ведь мечтала о том, чтобы вернуться к нему?
– Возможно, если бы ты вышла бы замуж.
Это было сказано без упрека, но Крессида чувствовала вину за свою беззаботность. Если бы она знала, то вышла бы замуж несколько лет назад.
Крессида не верила, что мать едет за границу против своей воли. Если она не вязала, то читала книги об Индии или с помощью мужа учила общепринятые фразы. Когда Крессида увидела корабли в гавани Плимута, то одна только мысль о том, что придется столкнуться с герцогом Сент-Рейвеном лицом к лицу, не позволила ей подумать об отказе от путешествия.
«Королевский герб» был уютной гостиницей с просторными комнатами. Их корабль «Салли Роуз» уже был в порту, он привез их вещи из Лондона, а также товары, которые отец приобрел для торговли. Отец был занят тем, что проверял грузы. Мать суетилась, покупала предметы первой необходимости в дорогу и все остальное для путешествия.
Крессида могла бы быть им полезна, но она проводила время в долгих прогулках. Это не было особенно умно, так как давало ей много времени на раздумья, но она решила, что запас страданий и желания в ней ограничен и чем скорее она разберется с этим, тем быстрее все пройдет.
Она мечтала и об Англии, и о мужчине. Об одном из ликов мужчины со множеством лиц…
Затем в один прекрасный день, когда Крессида возвращалась обратно в гостиницу, она увидела знакомую фигуру. На мгновение ее сердце замерло, но потом она поняла, что это не Трис, а его кузен-француз.
– Месье Бурро, – сказала она по-французски. Он поклонился.
– Мисс Мэндевилл.
– Что вы делаете в Плимуте?
– Почти край земли, не правда ли? Я возвращаюсь из Сент-Рейвенз-Маунт, где попрощался с моим кузеном.
Должна ли она спросить о том, как он поживает? Она молча ждала.
В его руках была записная книжка в кожаном переплете; он открыл ее. Если там еще одно письмо от Триса, она не выдержит.
Но это была не записная книжка, а что-то вроде папки. Он вынул оттуда лист бумаги и протянул ей.
– Для вас, мисс Мэндевилл.
С одного взгляда она поняла, что это портрет Триса, блестяще исполненный в карандаше. Трис отдыхал, в его руке – стакан, ворот рубашки распахнут.
– Почему вы думаете, что мне это интересно?
– Он сказал то же самое, когда я предложил ему пару к этому портрету. Любопытно, не правда ли?
Она холодно взглянула на него.
– Что еще должен сказать человек, когда ему предлагают ненужную вещь? Вы, кажется, вмешиваетесь в дела, которые совершенно вас не касаются, мистер Бурро.
Она пошла дальше, но он не отставал.
– Разве? Мисс Мэндевилл, я приехал в Англию с мыслью о мести, о том, чтобы выжать как можно больше денег из злого герцога Сент-Рейвена. Но я нашел в нем друга. Больше чем друга, в других обстоятельствах мы могли стать братьями. Мы должны расстаться. Скорее всего мы нечасто будем видеться. Но я не могу не принимать в нем участие. Я нашел свою прекрасную Миранду. И я хотел бы, чтобы мой кузен был счастлив не меньше.
Этого было достаточно, чтобы заставить Крессиду остановиться и уставиться на него.
– Вы говорите о Миранде Куп?
– Именно! – сказал он с сияющей улыбкой. – Королева среди женщин. Во Франции она станет моей женой, респектабельной женщиной. Возможно, когда-нибудь вы сможете побывать в нашем доме, не нарушая приличий.
– Вы забываете о том, что я уплываю в Индию.
Он посмотрел на лес мачт в порту.
– Ах да, Индия. Вы в самом деле полагаете, что будете счастливы там?
– Я готова попытаться.
– А вы не хотите попробовать быть счастливой здесь? А что, если я скажу вам, что Сент- Рейвен очень несчастлив?
– Очень сожалею, но я бессильна помочь ему.
– А что, если я скажу вам, что сегодня на бале-маскараде он предложит мисс Суайнемер стать герцогиней? Но не его женой. Только любимая женщина могла бы быть ему женой. Его друг Кэри и я хотим помешать этому.
Он вытащил еще один рисунок и показал ей.
Фиби Суайнемер, в точности. Красавица могла бы решить, что это отличный портрет, потому что он запечатлел ее прекрасные черты и легкую улыбку. Но каким-то неуловимым образом он также отобразил ее абсолютное бессердечие. Даже у фарфоровой куклы на лице больше симпатии к миру, выходящему за пределы ее собственных интересов.
