дверях, спросила, что они желают надеть на Рождество.
Дженива вспомнила о леди Эльф.
— Ребенок?
— С ним все хорошо, мисс Смит.
— Нет, я спрашиваю о леди Уолгрейв.
— А, еще нет. Но кажется, ее состояние не вызывает беспокойства.
Дженива от всей души помолилась за нее.
— Что мне надеть? — спросила она: ей очень хотелось предстать перед маркизом в одном из новых нарядных платьев, но при этом не привлекать к себе внимания остальных.
Словно угадав ее мысли, Талия ответила:
— Оденься понаряднее, дорогая. Сегодня день главных развлечений.
Дженива выбрала свое любимое новое платье из матово-розового шелка, вышитое серебром и отделанное шелковым кружевом. Конечно, оно не самое теплое, но Дженива не устояла перед соблазном.
Платье было сшито по последней моде и имело сзади падающий с плеч шлейф, так что для него требовались пышные юбки. Под него она наденет шелковую сорочку с кружевными оборками на рукавах.
Когда они начали одеваться, горничная принесла поднос с шоколадом и сладкими булочками и объявила, что воскресная служба состоится в часовне в десять часов, а обед подадут в час дня.
— О, и воскресенье, и Рождество! — воскликнула Талия. — В самом деле чудесно. Теплую шаль, Дженива, а может, и две…
Дженива усмехнулась. Несмотря на любовь к оборочкам и бантикам, Талия обладала острым, как новая игла, умом.
Когда они оделись, Талия порылась в своей шкатулке с драгоценностями.
— Закрой глаза и протяни ладонь!
Дженива повиновалась, догадываясь, что славная дама собирается дать ей поносить какое-нибудь украшение в добавление к тем весьма скромным, которые были на ней, — жемчужным серьгам и серебряному крестику на ленточке.
Почувствовав в руке бусины, Дженива открыла глаза и увидела…
Жемчужное ожерелье!
— О, Талия, спасибо, спасибо вам! Я буду очень беречь его.
Талия накрыла ожерелье рукой.
— Это тебе подарок на день рождения и Рождество, дорогая.
— Подарок? Нет, я не могу. Это слишком ценная вещь.
— Если ты не возьмешь его, я рассержусь! Эта простая нитка жемчуга, разумеется, больше подходит молодой девушке, чем мне, к тому же ожерелье прекрасно смотрится с этим платьем. Я знаю, Эшарт будет восхищен.
Эшарт, вероятно, подумает, что ожерелье должно перейти к нему после смерти Талии, но Дженива все же застегнула его на своей шее, любуясь, как оно светится на ее коже. Теперь она действительно выглядела как претендентка на роль маркизы.
Взволнованная вспыхнувшей надеждой, она вместе с Талией вышла из комнаты.
Двойные шали оказались нелишними, поскольку, чтобы добраться до часовни, им пришлось пройти через старую часть дома, по-видимому, сохранившуюся еще с тех пор, когда здесь было аббатство, и обросшую новым домом, как остов погибшего корабля обрастает ракушками.
Наконец они вошли в каменную часовню, возраст которой явно исчислялся столетиями. Часовня была небольшой и не могла вместить всех гостей, пожелавших здесь присутствовать; поэтому джентльменам в таких же ярких, как и у леди, одеждах пришлось стоять.
Пока они с Талией ждали с другими дамами своей очереди занять стулья, Дженива поискала глазами Эша, но он еще не появился. Конечно, он должен прийти, хотя бы потому, что ей не терпелось снова увидеть его.
Музыканты, исполнявшие накануне танцевальные мелодии, начали играть на духовых инструментах и барабане церковную музыку. Это была проникавшая в душу мелодия, от которой веяло стариной.
Когда Дженива разглядела за алтарем средневековый триптих, изображавший ангелов, молящихся у яслей младенца Христа, ей показалось, что она очутилась в прошлом и стоит ей оглядеться, как она увидит мужчин в длинных, отороченных мехом одеждах и дам в странных головных уборах. Ее глаза уловили какую-то яркую вспышку, как будто вспыхнуло пламя.
Она обернулась — в часовню входил Эш; он сиял, как фигура ангела, сделанная из слоновой кости и золота.
Дженива даже заморгала, ослепленная этим странным явлением, но его светлый камзол оставался по-прежнему богато расшитым яркими узорами и серебряными нитями, а пуговицы на нем сверкали, как бриллианты.
Впрочем, вероятно, это и были бриллианты. Должно быть, он носил такую одежду при дворе, и Дженива не сомневалась, что он выбрал свой самый роскошный костюм как вызов кузену.
Она посмотрела по сторонам и увидела у алтаря лорда Родгара, он блистал не столь ярким великолепием и все равно выглядел величественным в своем алом с золотом камзоле. Рядом с ним стояла леди Аррадейл в таком же алом платье с большими рубинами на шее.
Дженива оглянулась, и ее взгляд встретился с устремленными на нее глазами Эша. Его губы чуть дрогнули в улыбке, и она не могла не ответить на нее. Ее любовь не исчезла.
Он начал пробираться к ней, но тут дам попросили сесть, и началась служба.
Дженива села и раскрыла молитвенник.
Доктор Иган перемежал службу традиционными рождественскими молитвами и чтением Библии. Дженива страстно молилась о мире. Ночью она жалела о своем высказывании о войне, но не теперь. Может быть, ее слова подтолкнули Эша к мысли о примирении, а важнее этого ничего не было.
Мистер Стэкенхэл, учитель музыки, был ведущим голосом в пении гимнов, но Дженива прислушивалась к голосу Эша. Как всегда, она тихонько пела, но слова гимна приобретали теперь для нее новый смысл.
«Чудо чудное свершилось, Впредь блаженны будем мы! Роза божья распустилась, Разгоняя силы тьмы.»
А затем:
«Вот послушай: звон небесный, Славит милости Христа. И несут нам дар чудесный Всепрощения уста.»
При последних словах последнего гимна она взглянула на Эша.
«Славьте, добрые душою, Славьте Бога в день святой, Славьте, праведник и грешник, Мира и любви покой.»
Когда все выходили из часовни, они с маркизом оказались рядом: это было неизбежно, подумала Дженива, как неизбежны поцелуи морской волны и берега.
— Привет. Не правда ли, чудное утро? Ты выглядишь как утренняя заря, Дженива.
Она знала, что краснеет, а от этих слов покраснела еще больше.
— А ты похож на серафима.
— Что? — Его глаза весело вспыхнули. — Меня никто не называл ангелом с тех времен, когда я был ребенком.
Она поделилась с ним своим первым впечатлением, восхищаясь изумительно вышитыми цветами, украшавшими спереди его бархатный камзол цвета слоновой кости рисунком шириной не менее восьми дюймов.
