невредимым.
— Так ты ожидал, что мы набросимся друг на друга, как хвастливые итальянцы? Напрасно. Мы ведем себя вполне цивилизованно, обхаживая врага, прежде чем нанести удар.
Эш слушал себя и невольно усмехался, он произносил пустые слова, которыми пользовался всю жизнь, как ученый попугай.
— Ну я-то точно стремлюсь к миру. — Он отхлебнул бренди. — Превосходный напиток. Явное свидетельство богатства моего кузена.
— Мир. — Фитц кивнул. — Это да, это я одобряю.
— А ведь, вероятно, все началось именно из-за тебя.
— Значит, я живу не зря.
Эш пристально смотрел на него.
— Знаешь, а ты прав, когда не говоришь того, что я хочу услышать, как делают все эти льстецы. Ты как особое зеркало, в котором отражается вся глупость. Но моя бабушка тебя не одобрит.
— Пусть с ней справляется добрейшая мисс Смит. Эш снова глотнул бренди.
— Ее это не касается.
— Твою будущую жену?
— Помолвка — всего лишь обман. Ты должен был догадаться.
— Действительно, это показалось мне довольно неожиданным. Когда я получил твою записку с просьбой взять в Чейнингсе кольцо, то подумал, что оно для мисс Миддлтон…
— Наверное так и будет… со временем.
— Но разве ты не мог дать ей это кольцо сейчас?
— Даже не собирался. Я подозреваю, что на нем проклятие.
— Тем более стыдно надевать его на палец мисс Смит. Эш с беспокойством поерзал в кресле.
— Это всего на пару дней. Правда, я сказал, что когда она от меня откажется, то может оставить кольцо себе.
Фитц присвистнул.
Эш бессильно уронил голову на грудь.
— Она настаивает, что кто-то должен содержать отпрыска Молли Керью. Поскольку я не могу непосредственно быть этим «кем-то», кольцо — выход из неприятного положения.
— Это сделает ребенка маленьким джентльменом.
— Его мать внешне выглядит как леди, и, как ты сказал, теперь мисс Дамарис Миддлтон никогда не наденет это кольцо.
— Ты можешь передумать.
— Нет уж, пусть Дженива делает с ним все, что захочет. Оно убережет ее от беды, как и ребенка.
Внезапно Фитц сделал серьезное лицо.
— Знаешь, мисс Миддлтон очень тобой недовольна.
— Конечно, знаю.
— Так что ты собираешься предпринять? Тебе надо бы жениться, и поскорее.
— Черт побери, прошло всего лишь три дня с тех пор, как свалилась эта беда, Фитц! К тому же теперь все так… усложнилось.
Выражение лица друга вызвало у Эша подозрение, что Фитц догадывается, о каких именно сложностях он говорит.
— Послушай, отвлеки Дамарис Миддлтон на несколько дней. Она следит за мной, точно рысь, и если я не смогу сдержать своего раздражения, это не проложит мне дорогу к выгодному браку.
— А вдруг у нее найдется хотя бы немного гордости — тогда это вообще не приведет к браку, что, может быть, и к лучшему.
— Титул за богатство — честная сделка. Я не желаю ей зла.
Фитц покачал головой:
— Ложись спать — ты, вероятно, провел тяжелый день. Утром все выглядит по- другому.
Эш допил бренди.
— Вот только я не уверен, что наступит благоденствие.
Однако его одолевала усталость, и маркиз с грустью подумал, что когда-то он танцевал и играл в карты ночи напролет.
Поднявшись с кресла, Эшарт стал раздеваться.
— Между прочим, — небрежно поинтересовался Фитц, — что случилось с ребенком Молли?
— Он здесь, в детской Маллоренов. Мы все — одна большая счастливая семья. — Маркиз усмехнулся, а Фитц от хохота чуть не сполз с кресла.
Глава 35
Эту длинную ночь Дженива провела почти без сна, вспоминая их поцелуи и пытаясь найти выход из сложного положения, в котором оказался Эш. Она старалась рассуждать беспристрастно, но, словно в насмешку, ее мысли не подчинялись ей, отметая те планы, где решением его проблем выступал их брак.
Под утро она все же забылась тяжелым сном и проснулась ничуть не отдохнувшая, стараясь вспомнить, как фантазия поместила ее в клетку с волком. Хотя она ничего не имела против, это расстроило ее.
Итак, Эшарт убежден, что ему надо жениться на деньгах, чтобы исполнить свой долг. Насколько это соответствовало действительности? Дженива лежала неподвижно, напряженно размышляя об этом. Действительность заключалась в том, что бедность рождает бедность, а богатство рождает богатство. Но с помощью тяжелого труда и таланта тоже можно преуспеть.
Обладала ли она каким-либо талантом, чтобы противопоставить его богатству? Дженива поморщилась, вспоминая о том, как рассказывала про бараньи глаза.
Услышав за окном шум, она сначала подумала, что это продолжение ее сна, но затем поняла — за окном действительно звенит колокольчик и громко поют люди. Тогда она слезла с кровати, радуясь хотя бы тому, что Талия глуховата и шум не потревожил ее.
Набросив халат, Дженива отодвинула занавеску и выглянула из окна. Крестьяне в странных одеждах длинной процессией проходили вокруг дома, звенели колокольчиками и пели. Разобрав слова песни, она догадалась, что они желают всем обитателям дома веселого Рождества и просят побольше пенсов.
— Какая прелесть! — воскликнула Талия, раздвигая полог кровати и высовывая голову в съехавшем набок чепце.
Джениве рассказывали об этом обычае, но слушать о нем было приятнее, чем стать его участником, которого будят ни свет ни заря. Она взглянула на часы — девять часов.
Перед ее глазами что-то блеснуло, и она с отвращением посмотрела на огромный бриллиант. Дженива никак не могла, связать этот дорогой камень с глубокими чувствами, согревавшими ей душу.
Подбросив полено в угасающий огонь, она задумчиво наблюдала, как пламя охватывает его. Где себялюбие, где благородство — она больше не могла отличить одно от другого.
То же, должно быть, чувствовал Эш, не зная, является ли его стремление к миру силой или слабостью, а его намерение жениться на деньгах — благородной жертвой или глупой жадностью.
Тут Талия позвонила в маленький колокольчик у постели, и Реджина, появившаяся в
