власть над этим благодатным краем потомков воинов Чингисхана – крымских татар, – но ничего они в нем не изменили. Лишь в набегах своих грабили местные племена и уводили в рабство молодых мужчин и женщин.
Теперь посреди дикой степи, рядом со старым земляным укреплением Александр-шанц, рос город с Адмиралтейством, арсеналом, мастерскими, крепостными сооружениями, улицами, площадями, парками. Впервые Светлейший князь приехал сюда в мае 1780 года. До его появления работы шли ни шатко ни валко. Но Потемкин придал им невероятное ускорение. Во-первых, он привез деньги – несколько миллионов рублей, выданных из казны на строительство города и крепости. Во-вторых, вместе с губернатором Новороссийской и Азовской губерний сюда прибыли примерно две тысячи рабочих разных специальностей: плотников, каменщиков, штукатуров, кровельщиков, кузнецов, корабельных мастеров. В-третьих, он начал переводить на квартирование в город-новостройку и его окрестности полки 4-й дивизии, и солдаты стали главной силой, занятой на тяжелых земляных и погрузочно-разгрузочных работах. К концу года здесь уже трудилось до семи тысяч человек.
В 1780 году была полностью построена деревянная набережная с торговой пристанью в 25 верстах от устья Днепра. Постепенно вырисовывались контуры крепости, имевшей форму параллелограмма и достигавшей в размерах 90 квадратных десятин, внутри ее тянулись вдоль реки десять кварталов, пересекаемых довольно просторными улицами в десять саженей шириной [6] . Среди них выделялась средняя, перспектива которой с одной стороны замыкалась собором и площадью, с другой стороны – открывалась к заречным далям. Светлейший князь лично заложил два парка: один в городе, между крепостью и Греческим форштадтом, второй – на реке Веревчине, получивший название «Казенный сад»…
Народу у верфи собралось огромное количество. Всем хотелось посмотреть на главное событие дня – спуск на воду фрегата. Но территория уже была оцеплена войсками. Солдаты из Азовского и Орловского пехотных полков стояли в парадных зеленых мундирах с красными лацканами и держали на плечах ружья с примкнутыми штыками. У шлагбаума несли караул гренадеры в высоких шапках с медными налобниками. Но у Мещерского, сопровождавшего Анастасию, был специальный билет. Унтер-офицер с черными нафабренными усами, торчащими, как пики, отсалютовал ему алебардой. По этому знаку солдаты подняли шлагбаум и пропустили экипаж с молодой женщиной и ее спутником-кирасиром на широкий корабельный двор.
Теперь на верфи было тихо, вокруг стапелей все убрали, навели по земле разметку белой известью, за которую переходить запрещалось. Фрегат был не так уж и велик – всего 92 фута в длину [7], но классически пропорционален, его борта сияли свежей черной краской. По надводной части корпуса пролегала широкая белая полоса с красными крышками открытых пушечных портов. Носовая фигура, изображавшая женщину с распущенными длинными волосами и обнаженной грудью, покрашенная в золотой цвет, была очень эффектна. На крамболах на носу корабля уже висело два якоря. Однако ни пушек, ни мачт с реями и бегучим такелажем еще не было.
Вместо мачт на палубе стояло три высоких флагштока, ветерок еле шевелил огромные полотнища флотских флагов. На первом – красный флаг с двумя крестами: белым прямым и наложенным на него косым голубым. На втором флагштоке – императорский корабельный штандарт: желтый с черным двуглавым орлом, держащим в когтях свитки морских карт. На третьем – белый флаг с перекрещенными голубыми якорями. Над кормой фрегата колыхался Андреевский стяг.
Сверкая начищенными трубами, прибыл оркестр Орловского пехотного полка. Затем появилось духовенство в парадных, блистающих золотом ризах. Протоиерей Лука начал молебен, потом обошел весь стапель, окропляя фрегат святой водой.
Решающая минута наступила. Потемкин поднялся на небольшую площадку, установленную у самого носа корабля. Ему подали ведерко с бутылкой шампанского во льду. Князь поднял бутылку вверх.
– Согласно указу Ея Императорского Величества, – торжественно провозгласил он, – название оному фрегату дано «Флора», что есть имя прекраснейшей древнеримской богини. Посему я решил, что в путь по морям-океанам должна его отправить первая красавица здешних мест…
Светлейший выдержал длинную паузу, оглядывая толпу и как бы ища в ней кого-то, вдруг он указал рукой в сторону Анастасии:
– Например, вот эта милая дама! Вижу, что сходства с Флорой в ней есть немало!
Не успела Анастасия опомниться, как солдаты подхватили ее под руки и поставили на помост рядом с князем. Светлейший передал ей бутылку. Нос фрегата был совсем близко. Анастасия попала бутылкой прямо в форштевень. Зазвенели осколки, пятно белой пены расползлось по дереву.
Больше всех этой минуты ждал Иван Афанасьев. В новом, ни разу не надеванном кафтане, в шляпе, в белых перчатках, корабельный мастер стоял у задержников вместе с двумя здоровенными мужиками, которые сжимали в руках топоры. Осколки бутылки осыпались на мостки стапеля, прямо им под ноги. Совершенно спокойно и даже нарочито медленно Афанасьев перекрестился, незаметно для других сплюнув три раза через левое плечо, и скомандовал диким голосом:
– Р-руби!
Мужики дружно опустили свои топоры на канаты, удерживавшие стапельные тележки. Корабль вздрогнул, как живой, и пополз по стапелю вниз. Оркестр грянул марш «Гром победы, раздавайся!», взвод солдат Азовского полка, построенный поодаль, произвел залп из ружей. Движение фрегата все убыстрялось. Наконец корма его вошла в воду, взметнув фонтаны брызг. «Флора» выпрямилась и остановилась, гордо покачиваясь на глади залива. Свежий приморский ветер ударил в полотнища флагов и развернул их во всю ширь, заигрывая с ними. Оттого почудилось всем, что черный двуглавый орел взмахнул своими крылами над желтым безмолвием татарской степи.
– Ура! – Потемкин сорвал с головы треуголку с пышным генеральским плюмажем.
– Ура! – подхватили зрители у стапеля, рабочие в армяках, солдаты и матросы в форменных кафтанах, зеваки, усеявшие забор, деревья за ним и крыши соседних домов.
Глава третья
ДИПЛОМАТИЧЕСКИЙ ОБЕД
Анастасии казалось, что этот взгляд она ощущает сквозь ткань платья. Взгляды мужчины, думающего о ней сладострастно. Но кто это, она пока понять не могла. Напротив нее за столом сидели лишь послы крымского хана и их переводчик. Лица татар были непроницаемыми, а все внимание, казалось, сосредоточено на беседе со Светлейшим князем Потемкиным, которая протекала очень живо. Переводчик, занятый своей работой, не успевал не только оглядываться по сторонам, но даже есть и пить.
Украдкой Анастасия все же рассматривала иностранцев. Али-Мехмет-мурза производил более приятное впечатление, чем его спутник Казы-Гирей. Холеное белое лицо мурзы со светло-карими глазами, немного полноватое, обрамленное короткой бородой, окрашенной в рыжий цвет хной, излучало покой и уверенность. Казы-Гирей, родственник хана, молодой человек, лет 23–25, смуглый, с жидкими усами, спускающимися к подбородку, держался напряженно. Он сжимал в кулаке то вилку, то нож и иногда озирался вокруг, словно зверь, загнанный охотниками в клетку.
В связи со спуском корабля и приездом послов из Крыма губернатор Новороссийской и Азовской губерний замыслил грандиозный прием, на котором присутствовали не только высшие чины его администрации, но и начальники и инженеры с верфи. В большой гостиной с трудом разместили столы на пятьдесят человек. Их составили буквой «п», и верхняя, короткая часть этой «буквы» предназначалась исключительно для первых лиц.
С тех пор как солдаты поставили Анастасию рядом со Светлейшим у фрегата, она не выходила из круга почетных гостей.
Так устроил Потемкин. Спускаясь вниз с площадки, князь галантно предложил ей руку и проводил до своей кареты. Лакеям пришлось сначала подсадить на ступеньку ее, а потом уже губернатора Новороссийской и Азовской губерний. В карете они ехали вдвоем, но недолго. От верфи до княжеского дворца было минут двадцать езды хорошим галопом.
Кучер гнал лошадей вскачь. С обеих сторон кареты, совсем близко к ней, иногда заглядывая в окна, скакали новотроицкие кирасиры в черных латах, с обнаженными палашами в руках. Стук копыт их могучих лошадей заглушал почти все звуки, и говорить было трудно. Возможно, потому любовники молчали. Анастасия, озадаченная всем происшедшим, размышляла. Князь смотрел в окно. Лишь когда карета
