Вдова медленно, аккуратно поставила чашку на блюдце, очень осторожно поправила ложку. Казалось, от безупречности и бесшумности этих действий зависит вся ее дальнейшая жизнь. Спустя какое-то время она, не отводя глаз от полупустой чашки, заговорила – так тихо, что пришлось напрягать слух.
Он вынужден был рано уйти на пенсию, по здоровью. Рак. Последние два года он провел дома.
Моя мама тоже умерла от рака. Четыре месяца, три недели и четыре дня назад. Знаете, бывают клетки здоровые, а бывают больные, больные клетки быстро размножаются, и в какой-то момент их становится столько, что вы уже не можете жить и умираете.
Миссис Тэйа посмотрела на меня.
Линн, Грегори
Класс 3 – 3
Математика
Нельзя сказать, чтобы в освоении этого предмета Грегори достиг больших успехов. Судя по контрольным работам, ему до сих пор не удалось усвоить основных математических методов.
Мистер Тэйа не видел моего комикса, он только видел, что за время сидения в классе я не выполнил задания. Он заговорил со мной о математике: как ему жаль, что я не могу оценить красоту чисел.
Ведь ты считаешь, что математика – наука чересчур умственная? Абстрактная? А это, позволь тебя заверить, не так.
Он перечислил различные виды чисел и велел записать их в тетрадь – простые, рациональные, иррациональные, трансцендентные, комплексные. На короткое время ему удалось завладеть моим вниманием. Но потом он начал объяснять, что это такое, давать всякие определения; иррациональные числа стали рациональными, трансцендентные потеряли трансцендентность, комплексные превратились в обыкновенные… Я отключился. Поняв это, мистер Тэйа попробовал зайти с другой стороны. Слышал ли я о числах Фибоначчи?
Нет, сэр.
Запиши: ноль, один, один, два, три, пять, восемь. А теперь скажи, какое число следующее?
Я уставился на цифры. Не знаю.
Тринадцать. Смотри: ноль плюс один будет один, один плюс один будет два, один плюс два будет три… Понимаешь?
Я кивнул. И сказал: «Ну и что?»
Это не просто игра в сложение. Вот если ты посмотришь на растение, листья которого располагаются на стебле по спирали, то почти всегда количество листьев между двумя растущими точно друг над другом листочками соответствует числу Фибоначчи.
Все эти годы мне очень хотелось поспорить с мистером Тэйа – и вот теперь, из-за того что он умер, это оказалось невозможным – о красоте, но только не чисел, а их эллипсиса. Я бы сказал ему, например, что уменьшение с 80 до 40 – это уменьшение на 50 процентов, в то время как увеличение с 40 до 80 – увеличение на 100 процентов. Я хотел бы понять, для чего нужно знать, какими математическими законами это объясняется; и почему нельзя попросту получить невежественное, тупое удовольствие от этой (кажущейся) аномалии. Я хотел бы знать, почему нельзя просто смотреть на растение, вместо того чтобы считать его дурацкие листья.
Скрежет ключа в замочной скважине избавил нас от неловкости, возникшей в разговоре. Миссис Тэйа, явно радуясь поводу сменить тему, встала, подошла к плите и открыла духовку. Кухня заполнилась ароматом свежеиспеченного хлеба.
Это мой внук, он пришел домой обедать.
Мне было слышно, как он вошел, стряхнул и повесил куртку, открыл дверь в кухню. Стал здороваться с бабушкой, но замолчал, когда увидел, что у нее гости. Он выглядел намного презентабельнее, чем в тот раз, когда чинил машину, сейчас на нем был костюм. Начищенные ботинки в капельках дождя. Мы кивнули друг другу, миссис Тэйа стала представлять нас – и сконфузилась, когда поняла, что не знает моего имени. Я сказал: Грегори. Она, не переставая оживленно улыбаться, объяснила, какова цель моего визита. Молодой человек слушал и мыл руки, а бабушка тем временем хлопотала с обедом. Она вынула из духовки паратхи, положила на тарелку и накрыла большой белой салфеткой. Подняв крышку, энергично помешала в сковороде деревянной ложкой. И все говорила, говорила, и про журнал, и про фотографию мистера Тэйа, которую там опубликуют, но я видел, что молодой человек гораздо больше интересуется мной, а не тем, что рассказывает бабушка. Он снял с крючка над раковиной маленькое полотенце и начал вытирать руки: сначала по очереди каждый палец, потом между пальцами, потом ладони, тыльные стороны рук, запястья. Я сразу вспомнил ту методичную тщательность, с которой мистер Тэйа оттирал влажной тряпкой мел с рук. Внешне у них с внуком мало общего, зато движения удивительно похожи.
Я спросил, чем он занимается. Он, казалось, не хотел отвечать и, прежде чем сухо проинформировать меня, что он по профессии бухгалтер, долго и подчеркнуто аккуратно вешал на место полотенце.
Пошел по стопам отца, вставила миссис Тэйа. И дяди.
Внук сел напротив меня и, пока бабушка накрывала на стол, пристально меня рассматривал. Миссис Тэйа улыбнулась мне.
У меня и на троих хватит, если вы согласитесь остаться и отобедать с нами.
Он не останется, мамима.
Миссис Тэйа смолкла в нерешительности, потом издала нервный смешок. Вы слышите, он зовет меня так, как положено называть сестру матери – говорит, что для бабушки я слишком молодая. А я ему говорю, при чем тут возраст, это – родство.
А моя тетя родится заново, сказал я. Она говорит, мы должны быть готовы к Судному дню, когда нам припомнят все наши грехи.
Миссис Тэйа с тремя тарелками в руках замерла у стола. Перестала улыбаться и смотрела на внука, который, в свою очередь, смотрел мне прямо в глаза. Потом он заговорил, но казалось, что его тонкие губы остаются совершенно неподвижны.
Какого черта тебе тут надо?
Шираз!
Спокойно, мамима.
Я улыбнулся. И сказал: мне надо мистера Тэйа.
Мой дед умер.
Я пожал плечами.
Зачем ты в тот раз следил за нашим домом? А?
Шираз, о чем это ты?…
Он перебил ее. И рассказал: в прошлую субботу они с другом меня видели, я много часов просидел у дома напротив, фотографировал и делал зарисовки. Шпионил, так он выразился. Потом снова спросил, чего мне надо. Я сказал: мне нужно сделать кое-какую проверочную работу, исправить ошибки в вычислениях.
Псих ненормальный, вот ты кто.
Он быстро, экономно ударил меня в челюсть. Передо мной мелькнул его кулак, и в ту же секунду я почувствовал удар. Стул опрокинулся, я стал падать и поддел коленями стол. Посыпалась посуда. Я ударился головой об пол. Увидел, что он встает и идет ко мне, и, стремительно перекатившись, сумел избежать второго удара. Он, должно быть, потерял равновесие или споткнулся о перевернутый стул, не знаю, так или иначе, он тоже оказался на полу. Вскочив первым, я одной рукой схватил его за галстук, чтобы он не мог от меня увернуться. Во время драки миссис Тэйа уронила тарелки, и они разбились. Не знаю, кто ее задел, я или он, факт тот, что тарелки упали, и осколки разлетелись по всей кухне. Молодой человек кричал своей мамиме: блин, звони в полицию! Быстрее! Когда я выбегал из дома, она была в соседней комнате у телефона. Я слышал, как она, плача, быстро и неразборчиво говорит что-то в трубку. Все это я потом зарисовал, сцену за сценой. Финал мне пришлось домыслить: она вбегает на кухню и видит, что ее внук, весь в крови и почти без сознания, лежит на полу среди осколков, образующих геометрически правильный узор.
