Редкий русский, приезжая в Париж, не посетит кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. Душа плачет, когда видишь дорогие могилы Ивана Бунина и Константина Сомова, Зинаиды Гиппиус и Дмитрия Мережковского, Виктора Некрасова и Александра Галича, Рудольфа Нуриева и Андрея Тарковского. Но особенное волнение, шок вызывает захоронение 'белой гвардии'. Люди, вычеркнутые из нашей истории, вина которых в том, что они любили Россию не так, как приказано Красной Армией. Среди этих могил - символическая могила Александра Васильевича Колчака. Он был убит 7 февраля 1920 года в Сибири, и его тело было брошено под лед Ангары. Рядом уже не символическая могила его жены. На кресте написано: 'Колчак Софья Федоровна, вдова адмирала, Верховного правителя России, 1876-1956'.
Перед расстрелом в своем последнем слове Колчак просил: 'Передайте жене в Париж, что я благословляю сына'. Расставшись навсегда при жизни, они 'встретились' вновь в Париже. Впрочем Софья Федоровна никогда с ним расставалась, она все ему простила: 'Мой бедный муж. Недобрые люди его погубили, бедного моего Александра Васильевича, который погиб Отечества ради'.
Большевики думали по-другому и нас воспитали по-другому: адмирал Колчак - ставленник Антанты. А попросту - враг. Эта ненависть не отпускает и сегодня: ему отказано в реабилитации. В этой ненависти мы запамятовали, что это был адмирал Черноморского флота, реформатор армии. В молодости Колчак серьезно занимался океанографией и гидрологией. Его захватила идея адмирала Макарова о необходимости для России круглогодичной навигации в морях Ледовитого океана, омывающих Россию, и он участвовал в трехлетней научной экспедиции за Полярным кругом. А рядом всегда была жена.
Александр Васильевич Колчак женился в 30 лет. Его избранницей стала Софья Омирова. Удивительно, как Провидение сближает судьбы семей через поколения. Прадед Колчака, турецкий генерал Колчак-паша, был пленен на Украине в районе Каменец-Подольска, где родилась позднее Софья Омирова. Более того, его пленил предок Софьи Федоровны по материнской линии екатерининский вельможа фельдмаршал Миних. По отцовской же линии ее дед был подмосковным священником, носившим чисто духовную фамилию Омиров, звучащую прежде как Гомеров. Между помолвкой и венчанием прошли три долгих года полярной экспедиции тогда еще лейтенанта Колчака. Венчались в Иркутске в 1904 году, а вскоре началась русско-японская война, трагедия Порт-Артура, пленение Колчака. Все это тревожное время Софья Федоровна жила в Петербурге в семье мужа, растила сына Ростислава, писала письма 'своему дорогому Сашеньке'. Вот когда пригодились стойкость и твердость характера, унаследованного Софьей от ее воинственных предков.
Александр Васильевич всегда на передовой. Война 1914 года. Капитан 2-го ранга Колчак в море. Софья Федоровна с детьми из приграничной обстреливаемой Любавы эвакуируется в Питер. Все брошено. Жизнь надо начинать с нуля. Но брошенные вещи можно нажить, а вот умерших дочерей... 'Лед духовного смирения' сковал женщину, когда она хоронила двухнедельную Таню и двухлетнюю Маргариту.
Постепенно жизнь налаживается. Колчак - командующий морскими силами в Рижском заливе, а потом вершина карьеры - адмирал Черноморского флота.
Софья Федоровна, высокая, стройная, красивая какой-то сдержанной красотой, отличалась от прочих жен морских офицеров. Чем? 'Интеллектуальностью',- напишет в своих воспоминаниях 'разлучница' Анна Тимирева. 'Скромностью',- добавят знавшие жену Колчака.
И здесь, в Севастополе, Софья Федоровна не изменила себе. Она организовала санаторий для нижних чинов, возглавила городской имени Наследника цесаревича дамский кружок помощи больным и раненым воинам.
Муж как всегда, весь в работе, ибо Черноморский флот требовал сильной руки; необходимо было проводить реформу во флоте. И тем не менее у Софьи Федоровны появилась надежда: 'Я думала,- писала она,- в конце концов обживемся и хоть старость счастливую будем иметь, а пока же жизнь - борьба и труд, для тебя особенно...' (Если бы не 1917-й!)
А надежда была необходима. Не только тяготы войн, потеря детей принесли боль. Тень сомнения легла на сердце... Александр Васильевич изменился. Что-то, что может чувствовать только жена, начало подтачивать душу. Позднее она признается подруге, что предчувствовала, что муж уйдет от нее.
В мае 1917 года Колчак уехал в командировку в Петроград. Больше они не виделись. Софья Федоровна еще долго ждала своего мужа, рискуя жизнью: ведь и большевики, и немцы, захватившие Севастополь, с удовольствием расправились бы с женой Колчака. Но ее не выдали местные жители, прятали, а англичане вывезли в Констанцу. И началась трудная эмигрантская жизнь, жизнь на выживание. Уверена, что Софья Федоровна не уехала бы за границу (ведь сын был в безопасности в Париже), если бы не узнала, что ее Александр Васильевич с другой. Теперь ничто не удерживало в России.
Кто же эта другая, разрушившая жизнь Софьи Федоровны? Меньше всего к Анне Васильевне Тимиревой подходят слова 'разлучница', 'змея подколодная'. Этой удивительно красивой женщины выпала страшная доля - 34 года сталинских лагерей.
Ей был всего 21 год, когда на вокзале в Гельсингфорсе она увидела офицера, стремительно прошедшего мимо. 'Это Колчак-Полярный',- объяснил муж.
Анна Васильевна происходила из семьи терских казаков. Ее отец, Сафонов Василий Ильич, директор Московской консерватории, провел детские годы в станице Иверской над Тереком. В 18 лет Анна Васильевна вышла замуж за троюродного брата Сергея Николаевича Тимирева, ставшего позднее контр-адмиралом. Тимирев, как и Колчак, прошел печальную школу Порт-Артура. Многое связывало этих людей, но кто мог подумать, что их свяжет и женщина. Вернее - разъединит.
А пока две семьи были дружны, в обеих растут сыновья. Сблизились и женщины. Софья Федоровна старше, несколько снисходительна к Анне Васильевне, опекает ее. Впрочем, видятся довольно редко, поскольку Тимирева живет в Петрограде и изредка наезжает в Гельсингфорс. Только вот замечает Софья Федоровна, что муж ее ждет приезда Анны Васильевны. Вскоре это замечают и другие, передают Анне Васильевне, что ее портрет у Колчака в каюте. Что удивительного? Но ведь только один ее портрет! И Александр Васильевич просит подарить ему портрет поменьше, чтобы всегда носить с собой...
Что их связывало? Он писал Анне Васильевне: 'Когда я подходил к Гельсингфорсу и знал, что увижу Вас, он казался мне лучшим городом в мире'. Это не был роман в банальном смысле. Их связывало долгое ожидание коротких встреч среди людей. Когда он появлялся, все для нее становилось праздником. Где бы они ни встречались, всегда были рядом и не могли наговориться. Анна Васильевна напишет в воспоминаниях: '...Встречи, разговоры - и каждый раз радость встречи'. 'И все?' - удивится современная молодежь. О, это было много для тех людей, чей нравственный порог был, несомненно, выше спрашивающих.
'Мне никогда не приходило в голову,- пишет Тимирева,- что наши отношения могут измениться. Я была замужем пять лет, у меня был двухлетний сын... Я была дружна с его женой...'
И вот настал момент признания: Колчак получил назначение в Севастополь. Они уже больше не увидятся. И она призналась: '...Я всегда хочу Вас видеть, всегда думаю о Вас'. И он сказал: 'Я Вас больше чем люблю'. И мы продолжали ходить рука об руку, то возвращаясь в залу Морского собрания, где были люди, то опять по каштановым аллеям Катриенталя'. Нам и горько было, что мы расстаемся, и мы были счастливы, что сейчас вместе ничего больше не нужно'. И понимая, что ей не поверят, Анна Васильевна как бы извиняется перед ними: 'Но время было другое, и отношения между людьми другие - все это теперь может показаться странным и даже невероятным, но так и было'.
Встретились уже после революции в Харбине. Ее муж вышел в отставку и с семьей ехал во Владивосток. В поезде Анна Васильевна узнала, что Колчак в Харбине, и уехала к нему. Решение оставить мужа пришло не сразу, но, решив, была неколебима.
'Медовый месяц' с любимым был краток: несколько сказочных дней в курортном японском городе Никко. 'Я знала,- пишет Анна Васильевна,- что за все надо платить, и за то, что мы вместе, но пусть это будет болезнь, бедность, что угодно, только не утрата той полной нашей душевной близости я на все согласна'.
Она и представить себе не могла, какой будет расплата. В 1920 году Колчака арестовали. Анна Васильевна не оставила любимого 'самоарестовалась', значилось в ее деле. В самые последние дни, когда они гуляли по тюремному двору, Колчак 'посмотрел на меня, и на миг у него стали веселые глаза, и он сказал: 'А что? Неплохо мы с вами жили в Японии'. И после паузы: 'Есть о чем вспомнить'.
А дальше был ад. Расстрел Колчака, бесчисленные аресты и лагеря, страх за сына. До нее доходили
