Есенин засмеялся.
— Скоро, Есенин, вам будет не до смеха! — злорадствовал Левит.
— Вы, товарищ Рога, тоже пойдемте с нами!
— Нет! Я написал рапорт, этого достаточно!
— А вы, товарищ, которого обозвали «жидовской мордой»?
— Я тоже подписался, и потом мне некогда… — ретировался Левит.
Есенин засмеялся и, взяв в руки поклажу, двинулся к выходу.
— Не отставай, служивый, — бросил он на ходу милиционеру.
Глава 8
РОДНЫЕ И НЕРОДНАЯ
На перроне Курского вокзала Есенина встречали Катя, Наседкин, брат Илья и Софья Толстая. Когда поезд, последний раз дернувшись, остановился, из вагона с чемоданом и корзиной фруктов появился Есенин.
— С приездом, Сереженька! — радостно бросилась к нему сестра, но вышедший следом милиционер преградил ей дорогу.
— Посторонитесь, гражданка! Пройдемте, товарищ Есенин!
— В чем дело, товарищ милиционер? Сергей, что случилось? — решительно вмешалась Софья.
— А вы кто такая? — обернулся к ней милиционер.
— Я его жена, Толстая-Есенина. Объясните, пожалуйста, что случилось.
— Успокойся, Соня! Ерунда какая-то! — Есенин опустил свою поклажу.
— Нет, не ерунда, графиня Толстая! — ехидно заговорил Левит, подойдя к ним. — Ваш муж всю дорогу пьянствовал и хулиганил, и теперь его арестуют.
— А вы тут при чем? — оттеснил Левита Наседкин. — Вас не спрашивают! Идете — и идите себе на здоровье!
— Я-то как раз при чем! — не уступал Левит, брызгая слюной на окружающих. — Он меня оскорблял, называл «жидовской мордой». За это знаете что полагается!
Дипкурьер Рога, проходя мимо милиционера, остановился:
— Если вы его отпустите, я потребую от Наркомата иностранных дел, чтобы он обратился в прокуратуру. Есенина надо привлечь к уголовной ответственности!
— Ошалел, товарищ! — Наседкин повертел пальцем у виска. — Уголовное дело за мелкое хулиганство?
Катя схватила Есенина за руку и заплакала:
— Сереженька, да что они к тебе привязались? Не отпущу!
Илья угрожающе встал перед милиционером:
— Куды вы его? Брат, не ходи!
— Успокойтесь, товарищи! Никто вашего мужа, товарищ графиня, арестовывать не собирается! На это нет санкции! Мы только составим протокол и отпустим. Пройдемте! — Милиционер зашагал к зданию вокзала.
Есенин отдал чемодан Илье, а Василий взял корзину с фруктами.
— Ничего, я сейчас! — кивнул он и поспешил следом.
Остановившись у двери, за которой скрылись Есенин с милиционером, все четверо молчали, с тревогой поглядывая друг на друга. Но вот дверь распахнулась, и вышел улыбающийся Есенин.
— Делов-то, а шуму-гаму!.. Чего вы перепугались, родные мои?
— Оттого и перепугались, что родные! — прижалась к нему сестра.
— Соня, ты чего молчишь?
— Хорошо, что так легко отделался, Сергей! Ладно, едемте домой! Илья, возьми вещи! Вася, поймай извозчика! — распоряжалась она по-хозяйски. Когда уже они вышли на привокзальную площадь и сели в коляску, Софья поцеловала его в щеку: — Ты посвежел, хорошо выглядишь! Почему так мало писал мне?
В ее голосе, в манерах чувствовалась природная воспитанность, которую она даже подчеркивала своей сдержанностью. И если раньше Есенин старался не замечать этого, то сейчас, после длительной разлуки, она показалась ему фальшивой и чужой.
— Работал! Много написал нового. В Госиздате собираются печатать полное собрание моих произведений. Я получил вызов от Евдокимыча. — Настроение у Есенина испортилось. Он спросил, равнодушно глядя по сторонам: — А чего Бениславская встречать не пришла? Это на нее не похоже!
— Замуж она собралась, — ответила Софья.
— Замуж? — удивился Есенин. — Не за Покровского ли? У них любовь давнишняя!
— Нет, у нее серьезный роман со Львом Седовым… Да, да! — кивнула головой Толстая. — С сыном самого Льва Давидовича Троцкого!
— Шени дэда! — матюкнулся Есенин понравившимся ему грузинским ругательством. — Твою мать!
— Сергей! Прекрати ругаться как извозчик! — сделала ему замечание Толстая.
— Да ладно тебе, графиня! — отмахнулся Есенин. Известие о замужестве Бениславской взбесило его: — Лярва! Значит, была слежка… У-у-у! Болото пакостное!
— Успокойся, Сергей, тебе что? У нас своя жизнь, у нее своя!..
Когда коляска подкатила к мрачному высокому дому в Померанцевом переулке, где находилась квартира Толстой и где отныне на правах мужа поселился Есенин, Софья пригласила всех отметить его приезд. Илья подал ей руку, и она, выйдя из коляски, не оборачиваясь, пошла к подъезду.
— Илья! — позвал брата Есенин. — Вот деньги, сгоняй за бутылкой, только чтоб Сонька не видела!
— Может, не надо, брат?.. Ладно, я схожу! Тебе водку?
— Да! — кивнул Есенин и, обняв сестру и Наседкина, зашагал следом за женой.
В большущей столовой, более похожей на музей, все стены были увешаны портретами Толстого, разными сувенирами и молитвами, написанными рукой самого Льва Николаевича. Катя с Наседкиным, чинно восседая на старинных стульях с высокими резными спинками, неторопливо пили чай из изящных фарфоровых чашек, осторожно держа их двумя пальцами, и притом мизинец оттопыривали далеко в сторону: «для культурности».
— Сергей, тебе налить еще чаю? — церемонно спросила Софья, видя, как Есенин уставился на единственную бутылку вина на столе.
— Чай не водка, много не выпьешь, — грубо пошутил он. — Я лучше вина выпью, «Мукузани»… Для вас вез… а вам, вижу, не нравится. — Он торопливо налил себе полный бокал и выпил.
Послышался звонок в дверь. Есенин вскочил из-за стола.
— Я открою, сиди, Соня! — Он вышел в прихожую и впустил Илью. — Принес водку?
— Как просил! — Похлопал Илья по оттопыривающемуся карману. — Сдача вот! — Протянул он деньги.
— Оставь себе, бездельник! Водку сунь в сапог Сонькин, она не догадается.
Илья едва успел выполнить просьбу Сергея, как вошла Софья.
— А, это ты, Илья!.. Вы чего тут встали? — подозрительно поглядела она на мужа. — Сергей, почему к столу не зовешь брата?
— Да я зову: пойдем, говорю, Илья, поешь! — Он обнял брата и повел его в столовую. Софья оглядела прихожую, потрогала карманы пальто, висящих на вешалке, заглянула в тумбочку у трюмо. Ничего не найдя, удовлетворенно поглядела на свое лицо в зеркале, поправила прическу и вернулась в столовую.
— Да выпей ты, Илья, что ты как красная девица? Это легкое вино; вон, вместе с женщинами
