Есенин отнял руки от лица и посмотрел на Наседкина абсолютно трезвыми глазами. Действительно, с ним происходила такая метаморфоза: когда он читал свои стихи, в голове наступало просветление. Потрясенный Наседкин не мог скрыть своего изумления.
— Как ты можешь так, Сергей? Пьешь и пишешь такие стихи!
— Пьяный я никогда не пишу, запомни!.. Читать… да! Но писать! Ни-ког-да!.. А стихи… Я сам удивляюсь… прет черт знает как! — Он, довольный, засмеялся. — Не могу остановиться! Как заведенная машина!
— А я так не могу! Я постоянно чувствую в себе неуверенность, — признался Наседкин.
— Стели себя, и все пойдет хорошо! Стели чаще и глубже… — Язык у Есенина стал немного заплетаться, глаза опять сделались хмельными, и в них заплясали чертенята. — Любишь Катьку? — вдруг спросил он ни с того ни с сего.
— Чего это ты вдруг? — удивился Наседкин.
— Любишь, спрашиваю? Она ведь у меня красивая баба выросла?
— Люблю, конечно! А к чему ты это?
— Любишь, а сам бросил ее там, торчишь тут, дурак, со мной… К ней иди, а то там Илья, и он ей кузен! И помоложе тебя! — подначивал Есенин.
— Действительно, чего мы здесь, пошли! Допивай, и пошли!
— А-а-а… испугался! — засмеялся Есенин. — Ладно, не боись: Катька девка честная! Однолюбка!.. Не то что я. Нет я, конечно, тоже однолюб… но… но… раз-но-ёб! — отчаянно покачал он головой. Наседкин тоже захохотал:
— Что есть, Сергун, то есть: из песни слова не выбросишь!
— Ладно, иди, я сейчас, допью только!
Наседкин ушел, а Есенин метнулся в прихожую, тихо оделся и, так же тихо открыв входную дверь, вышел из квартиры.
— Сергей! Сергей! — позвала Софья, выходя из столовой.
Она прошла на кухню, заглянула в туалет, ванную и вернулась в столовую.
— Сергей сбежал! — прошептала она, опускаясь на стул. — Как я устала! Я… я ненавижу его! Ненавижу-у-у! — прокричала она сквозь слезы. Сейчас только боль и гнев бушевали в ее сердце. — Он действительно сходит с ума! Я дважды заставала его пьяным, в цилиндре и с тростью, перед большим зеркалом в прихожей. Он разговаривал со своим отражением, замахивался на него тростью! Это так страшно! Страшно!
— Успокойся, Соня!.. Он просто, видимо, продолжает работать над «Черным человеком». А такое творчество требует колоссальной самоотдачи… — Наседкин хотел привести еще какие-то доводы, но совсем запутался. — Катя! Налей ей валерьянки… А мы с Ильей пойдем за Сергеем… Пошли, телохранитель, кинжал только здесь оставь.
Катя подошла к Софье, помогла ей подняться и уложила на диван, а Илья с Наседкиным, одеваясь на ходу, уже мчались вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки.
Глава 9
БЕСПРИЗОРНИКИ
Илья первый нагнал Есенина, когда тот уже поворачивал за угол.
— Стой, брательник! Я с тобой!
Есенин обернулся на ходу.
— А, это ты!.. Чего тебе?
— Подожди, Вася вон бежит! Вместе пойдем! — придержал он Есенина за руку. Подбежал, запыхавшись, Наседкин:
— Ты куда, Сергей? Вернись! У Софьи истерика… ей плохо!
Есенин, покачиваясь, немного постоял, словно раздумывая, как ему поступить, и, не говоря ни слова, пошел дальше.
— Нет, не загонишь его обратно, упрямый, черт, — незлобно ругнулся Илья и зашагал следом.
— Что делать-то, Илья? Уже третий час ночи, дождь начинается, а он пьяный, — спросил Наседкин, поравнявшись с Ильей.
— Ты иди домой, а я с ним. Пошатаемся, пока не протрезвеет. Да мне не впервой, а ты иди…
— Иди! — передразнил его Наседкин. — Вернусь один. Катя меня на порог не пустит, а может, что и похуже. Нет уж, я с вами… — Он зябко поежился и, поглядев на небо, поднял воротник.
— Ему главное не перечить, когда он такой… — рассуждал Илья. — Потом всегда винится, а теперь лучше поддакивать!.. Брательник, мы куда теперь? — весело крикнул он вслед Есенину.
— К Изадоре! — бросил тот через плечо.
Илья с Наседкиным недоуменно переглянулись.
— А чё? Здорово! У нее и выпить, наверное, найдется? А? Братка?
— И выпить найдется! — весело ответил Есенин.
— Не знаю только, примет ли она нас! Уже поздно! — поддержал Наседкин Илью.
— Для меня никогда не поздно! — хвастливо отозвался Есенин.
Они прошли по Остоженке и свернули переулком на Пречистенку. Есенин был сильно пьян, но заплетающиеся ноги, казалось, сами привели его к дому, где жил он когда-то со своей Изадорой, с которой