Из двери выглянул Мягкенький.
— Заходите, Вера Николаевна. И ты, Миклухо-Маклай… — поманил он паренька.
Славка, подхватив свою поклажу, двинулся вслед за бабкой.
Пропустив их к себе, майор крикнул мне вдогонку:
— Кичатов, после райфо зайди ко мне.
— Слушаюсь, товарищ майор.
Решительно, сегодня мне не дадут киснуть без дела.
С отцом Леонтием, то есть Юрловым Игорем Константиновичем, каким он являлся в миру, история действительно была непростая.
По справке, выданной церковным советом и подписанной старостой, выходило, что он получал около ста пятидесяти рублей. Райфинотдел взимал налог почти половину этой суммы…
— Так как же с него брать алименты? — недоумевал я.
— Двадцать пять процентов, как со всех, — сказал заведующий райфо.
— Исходя из какой суммы — за вычетом налога или без?
— Как со всех — без вычета!
— Да, но у всех подоходный налог всего шесть процентов!
Начальник райфо глянул на меня поверх очков:
— А что вы за него печетесь? Он заводил детей сам, сам разводился… По одежке протягивай ножки.
— Как же получается? — горячился я. — Вы у него взимаете, допустим, семьдесят рублей в месяц и еще алименты тридцать пять рублей. И остается у него около сорока рублей. Есть же человеку надо?!
— У них много постов. — Начальник райфо придвинул к себе счеты. — Великий пост в среднем сорок пять дней, петров пост — двадцать дней, успенский пост — пятнадцать дней, рождественский, он же Филиппов, — сорок дней. Итого — сто двадцать дней. Это только многодневные посты. А еще каждая среда и пятница в течение года, за исключением, правда, святок и сплошных седьмиц. — Он быстро перебрасывал костяшки. — Та-ак… Еще два поста: в день воздвижения креста господня и усекновения главы Иоанна Предтечи. Почти половина года — растительная пища. Между прочим, врачи пишут, очень полезно для здоровья. Далее… Живет он, считайте, в деревне. Имеет приусадебный участок. Жена, опять же, работает. Рублей сто приносит.
— Здорово их механику знаете, — вздохнул я.
— Тридцать лет, поди, с тещей живу. И не помню, чтобы пропустила хоть один пост…
Потом я снова пошел в прокуратуру. Выяснять — так выяснять до конца.
Райпрокурор куда-то спешила.
— Церковь у нас отделена от государства, не так ли, товарищ младший лейтенант?
— Так.
— Стало быть, доходы у нее частные. Не буду говорить, трудовые или нет. Человек все-таки трудится. А с частников у нас налог большой. Тут уж ничего не поделаешь. Не бойтесь, ваш батюшка с голоду не помрет. Прихожане, помимо денег, натурой несут: яйца, молоко, сало, масло, птицу. Какие крестины или отпевание без подношений? У нас, знаете, еще многих захребетников кормят. Русский народ — он добрый…
Выходило так, что я ничем не мог помочь Юрловой. Вернее, ничего нового не узнал.
Когда я рассказал обо всем майору Мягкенькому, в первый раз за весь день лицо его посветлело.
— Постов много, говоришь?.. — улыбнулся он. — Да, здорово наш финансист подсчитал. Ну бог с ними, с попами. А тебе вот еще какое дело. На твой участок направлен проживать Вячеслав Крайнов. К бабушке, стало быть. Ты их видел…
— Так точно, товарищ майор. Крайневу я знаю. Пенсионерка. Муж ее тоже пенсионер. Коммунист…
— Постой, не долдонь. Вячеслав Крайнов был дважды задержан в поездах дальнего следования. На восток двигался. В Сибирь. Романтика, понимаешь, одолела. Парнишка, еще и пятнадцати нет. В город с родителями перебрался шесть лет назад. А город на иного влияет… Один раз задержали в поезде целой компанией. Вернули родителям. Теперь — рецидив. Ну и мелкая кража. В колонию его — жалко. Испортится вконец. А украл с голодухи. Проводники на поездах, подлецы, что делают: берут у таких, как он, последнюю пятерку и езжай, куда хочешь, хоть на край света. Не думают, что у пацанов шиш в кармане остается. А ехать надо пять-шесть суток… Вот и воруют. Короче, хлопца сняли с поезда, а он назвал адрес своей бабки. Может, испугался, что отец снимет ему штаны и взгреет как следует. Родителям сообщили по телефону. Крайнову-старуху вызвали. Они промеж собой решили, чтобы этот самый Миклухо-Маклай пожил в деревне, подальше от дружков. Да и сам задержанный говорит, что хочет жить у бабки. А тебе задание — присмотреть за ним. Найди кого-нибудь постарше его, из комсомольцев. Что называется, настоящего общественного воспитателя. Чтобы занялся с ним. Потом утвердим, все как полагается. Задание ясно?
— Так точно, товарищ майор.
Уже в конце рабочего дня я встретился в РОВДе со следователем райпрокуратуры, который вернулся из Бахмачеевской. Он посмотрел на меня с нескрываемым любопытством и покачал головой:
— Повезло тебе, Кичатов. В рубашке родился… Двенадцатый калибр. С такого расстояния он размозжил бы тебе голову, как перезрелый арбуз… (Я даже сначала не понял, о чем он говорит, потому что Митькина смерть как-то заслонила события, приведшие его в мой кабинет.) Завтра часиков в одиннадцать зайди ко мне. Продолжим разговор…
Я решил сегодня в Бахмачеевскую не возвращаться. Все равно утром надо быть здесь. Завтра же должно состояться вскрытие. Что оно покажет? А если предварительное заключение судмедэксперта, что Герасимов умер с перепоя, не подтвердится?
Но об этом не хотелось думать. Я вообще не мог уже думать и соображать. И так намотался за весь день от прокуратуры в РОВД, из РОВДа в прокуратуру…
Хотя меня и приглашали ночевать к себе сотрудники райотдела, я заказал номер в гостинице «Маныч».
Около гостиницы я встретил Юрлову.
Выслушав меня, она поблагодарила за хлопоты и больше ничего не сказала. В Бахмачеевскую ехать раздумала. Какая-то она была тихая, задумчивая и показалась мне странной.
Это же надо — тащиться за тысячу километров из Москвы, морочить голову райпрокурору, милиции, выслушать то, что сама прекрасно знала, и уехать, ничего не предприняв!
Гостиница «Маныч» еще пахла краской, мебельным лаком и бетонной сыростью.
Я купил талон на переговоры с Калинином, заказал нашу квартиру и попросил дежурную разбудить меня в десять вечера. В номере телефона не было.
Я повалился в постель, и тяжелый сон бросил меня в какую-то бездну. Я совершенно отчетливо понимал, что сплю, что вихрь образов и нелепиц мне только снится, и сознание этого мешало и раздражало.
Но и это мое полузабытье было разрушено. Кто-то прямо над ухом громко и отчетливо произнес: «Ватерлоо».
От этого слова оборвалась тягучая вереница сновидений.
Откуда, почему это слово? Кто его произнес?
В памяти возник растрепанный школьный учебник истории. Битва при Ватерлоо.
Вспомнил! Афиша на кинотеатре. Фильм «Битва при Ватерлоо».
В номере было совсем темно, одиноко, тоскливо. Только я осознал это, как постучала дежурная:
— Калинин!
В трубке отчетливо звучал взволнованный, чуть срывающийся голос Алешки:
— Димочка, Димчик! Это ты?
— Я, я.
— Как ты там?..
— Хорошо. А ты как?
— У нас все нормально. А у тебя?
— Все в порядке.
