— Сколько алкоголя, точно неизвестно, а снотворного — таблеток пять-шесть.
— Какого именно?
— Нембутала.
— Дорогая моя, да пяти таблеток нембутала с головой хватит, чтобы свалить чемпиона по тяжелой атлетике! А тут еще спиртное. Полное торможение! Даже отравление возможно.
— И когда он заснет?
— Практически сразу.
— Крепко?
— Если организм слабый и непривычный — может и навсегда.
— Ну вот видите, — удовлетворенно произнесла следователь, — вы ответили, как говорится, по всем пунктам. Большое спасибо, Борис Матвеевич.
— Всегда готов, — ответил тот.
Межерицкий уже привык к подобным звонкам и никогда не задавал лишних вопросов…
Когда Коршунов вернулся, то прямо с порога заявил:
— Разуваевы никогда не видели, чтобы Марчук пользовался таблетками от бессонницы. Говорят, разве что тайком и от храпа…
— Как? — не поняла Гранская.
— Храпел могуче, — улыбнулся старший лейтенант. — Старуха Разуваева даже как-то сказала Марчуку об этом. Он просил, чтобы ему стелили в самой дальней комнате от хозяев. И засыпал тут же, только до подушки.
— А что говорит подруга Щукиной?
— Действительно, вспомнила, что Светлана в тот день брала у них снотворное. Правда, сказала, что для отца.
— Ну вот, Юрий Александрович, еще одна загадка раскрыта: Марчук взял нембутал для Зубцова. Подсыпал в водку, через пару минут полное торможение — и делай с человеком что хочешь…
Она рассказала о разговоре с Межерицким, присовокупив при этом:
— А нам с вами следовало бы поставить по единице! Вернее — мне. Надо было сразу попросить судмедэксперта провести анализ крови погибшего Зубцова на содержание снотворного…
— Все-таки докопались, — успокоил ее инспектор. — Лучше поздно, чем никогда… Какое у вас впечатление о Щукиной?
— По-моему, не очень далекого ума и несерьезная девица. Ведь знала, что Марчук женат!
Инга Казимировна осеклась.
«Господи, — мелькнуло у нее в голове, — может быть, вот так и обо мне говорят бог знает что».
— Видать, ухажористый, — сказал Коршунов, не заметив ее смущения.
— Да, наверное, умеет, — кивнула следователь. — А она — из бабочек-однодневок. Прошвырнуться на машине, в ресторане побывать… Вот он и использовал ее в своих целях. Как ни крути, а Щукина объективно соучастница убийства Зубцова.
— Невольная, мне кажется. Умысла-то у нее не было…
— Если говорила нам правду, — задумчиво произнесла Гранская. — Чему, признаюсь, я склонна верить… Ладно, посмотрим… Теперь о Южноморске. Там следует покопаться в кое-чьей биографии. В первую очередь Боржанского и Анегина. Они там, как мне кажется, самые крупные рыбки.
— Я бы этого Боржанского!.. — вдруг зло произнес старший лейтенант. Такие вот и позорят фронтовиков!
— Не говорите, — вздохнула Инга Казимировна. — Прямо не знаешь после этого, кому и во что верить… Мальчишкой партизанил, героем был, а до чего теперь докатился? Был бы бездарь, а то ведь бог его талантом наградил…
— Нашел кого награждать! Гад Боржанский — и больше ничего! — не мог успокоиться инспектор.
— Будет вам, Юрий Александрович, — успокаивала его Инга Казимировна. — Поберегите нервы.
Когда машина, доставившая Флору Баринову из «Зеленого берега», остановилась у фабричных ворот, подъехал на велосипеде и Боржанский. Пока охранник возился с запором, они успели перекинуться несколькими фразами.
— Закаляете здоровье? — улыбнулась девушка.
— Здоровье никому не вредит, — ответил Герман Васильевич. — Эту штуку, — показал он на велосипед, — я предпочитаю бегу трусцой. Сон теперь, как у младенца, давление — любой спортсмен позавидует. И все остальное в идеальной норме. Уверяю вас, велосипед — транспорт будущего.
Ворота открылись, и они въехали на территорию.
Журналистку уже поджидала секретарь директора и попросила срочно зайти к Фадею Борисовичу.
— Разрешите представить вам, — торжественно произнес Заремба после, приветствия, — наш передовик, зачинатель замечательного движения. Сам Алексей Романович Козолуп!
Флоре подал руку несколько растерянный от такой торжественности молодой приятный мужчина лет тридцати.
— Баринова, — сказала девушка, разглядывая его.
Козолуп был одет по моде — в вельветовых джинсах, в туфлях на высоком скошенном каблуке и с узкими носами, отделанными металлической полоской. На руке у него болталась на цепочке пластинка с какой-то гравировкой такие теперь носит молодежь.
— Ну что вы, Фадей Борисович, — сказал шофер-экспедитор. — Прямо в краску вогнали. Словно я космонавт или альпинист, покоривший Эверест…
— Не скромничай, Леша, — похлопал его по плечу директор. Скромность, брат, не всегда к месту… Понимаете, Флора Юрьевна, он первый стал работать на фабрике по принципу: товар, минуя базы и склады, — на прилавок магазина!
— Что же вы до сих пор скрывали его от меня? — спросила тележурналистка, включая свой магнитофон.
— Он только вчера вечером вернулся из рейса, — пояснил директор. Эх, Флора Юрьевна! Нам бы пяток таких молодцов да специализированных машин еще штуки три — мы бы развернули его движение вовсю! Я очень надеюсь на телевидение. Это огромная сила!
— Постараемся предоставить эту силу в ваше распоряжение, — улыбнулась Баринова. — Вы что, возите продукцию фабрики в другие города? — обратилась она к Козолупу.
— В Таганрог, Жданов, Ростов, — стал перечислять шофер.
— Думаем расширять географию, — прервал его Заремба. — Надо только, чтобы вышестоящее начальство помогло нам с автосредствами и штатами. Пресса, между прочим, уже заинтересовалась козолуповским движением.
Фадей Борисович взял со своего стола журнал «Прикладное искусство», нашел нужную страницу и протянул Бариновой.
— Вот, — ткнул он пальцем. — Статья о нашей фабрике.
Статья была иллюстрирована несколькими фотографиями. Одна из них изображала группу людей на фоне фонтана «Дружба народов» на ВДНХ. Баринова узнала несколько человек, с которыми уже успела познакомиться в ходе подготовки к передаче. Козолуп скромно стоял крайним.
— Разрешите позаимствовать? — попросила Баринова. — На время. Я использую это в передаче.
— Ради бога! — ответил Заремба. — Там, кстати, есть цифры, отдельные показатели, которые вам пригодятся… Ну, я думаю, товарищу Козолупу и представителю телевидения будет о чем побеседовать, так что не смею задерживать.
Баринова и шофер-экспедитор вышли во двор и устроились в виноградной беседке.
— Расскажите о себе, — попросила журналистка, подставляя поближе микрофон.
— Женат. Играю на гитаре. Участвую в художественной самодеятельности, пишу стихи. Увлекаюсь водными лыжами… Исчерпывающе? — Козолуп улыбнулся, обнажив два ряда ослепительно белых зубов.
— Я серьезно, — несколько обиделась журналистка.
