— Я не знаю, о каком положении вы говорите, — прикинулся малопонятливым Измайлов. — А насчет ответа в редакцию… Ну что ж, ответим по существу…
— По существу — это правильно, — довольно заметил начальник отдела общего надзора; формулировка ему, видимо, понравилась.
А в Захаре Петровиче вдруг на минуту взыграл чертик.
— Аргументированно ответим, — сказал он. — По-деловому и в пределах, так сказать…
«В пределах» окончательно удовлетворило Павла Ивановича. Он обожал такие расплывчатые обороты.
Разговор был закончен в сдержанно приятных тонах, но настроение у Захара Петровича заметно потускнело.
А во второй половине дня его вызвал первый секретарь горкома Железнов. С материалами проверки на заводе.
Когда прокурор зашел к нему, в кабинете находился и председатель горисполкома Чибисов. Наверное, они говорили перед этим о чем-то приятном, потому что оба находились в хорошем настроении. Но Измайлов знал: весел секретарь или хмур, на решении вопросов это никак не отражалось.
— Ну, садись, — сказал Железнов. Перед ним лежала газета «Вперед» со статьей Большаковой. Отдельные строчки были жирно подчеркнуты красным карандашом. — Как это понимать? — спросил он, показывая на газету.
— Я сторона заинтересованная, — ответил прокурор. — И, знаете, опровергать, оправдываться голословно… Короче, Егор Исаевич, вот тут все изложено, — он положил папку с материалами проверки на стол первого секретаря горкома. — Факты, аргументы, выводы…
Железнов взял папку, словно пробуя ее на вес.
— О-о, — протянул он, — тяжеловата… И все же хочу от тебя самого услышать. В двух словах.
Захар Петрович вдруг почувствовал, что говорить надо не о статье, хотя она и являлась поводом.
— В двух словах, — повторил за Железновым прокурор, — пора навести порядок на заводе. И поставить на место Самсонова.
Реакция была такая, какую Измайлов ожидал: Железнов откинулся на спинку стула и с удивлением посмотрел на Захара Петровича. Он знал это удивление — секретарь заинтересовался. Согласен или нет — дело другое. Главное — настроился на очень боевой лад.
— Заявление серьезное, — сказал он.
— Огульное, — не выдержал Чибисов. — Бросаться такими фразами…
— Да вы посмотрите на весь стиль его работы! — тоже не сдержался Измайлов. — Что бы Самсонов ни делал, считает себя правым! Весь аппарат подчинил своей воле! И не считается ни с людьми, ни с общественностью! Ни с тем, что можно, ни с тем, что нельзя!
— На то он и руководитель, чтобы держать все нити в своих руках, перебил его Чибисов. — Он обязан брать на себя ответственность. С него же и спрашивают.
— Не спрашивают, а подпевают!
— Но ведь главное делается! План! — сердито доказывал председатель горисполкома. — Это не бумага, это продукция! Реальные ценности!
— Но какими средствами? — не отступал Захар Петрович. — На заводе процветают в начале месяца прогулы, а в конце штурмовщина! Бесконечные авралы! Людей под конец месяца, квартала, года заставляют работать сверхурочно! В выходные дни переплачивают вдвое, втрое…
— Но ведь по закону… — напирал Чибисов.
— В нарушение закона! Потому что трудовое законодательство точно определяет, в каких случаях и в каких количествах можно прибегать к сверхурочным работам! А на заводе? Мы подсчитали и ахнули! Это же разор государству!
— Спокойнее, товарищи, — произнес Железнов. — Можно ведь без горячки.
— Приведу один пример, Егор Исаевич, — сказал Измайлов. — Когда рабочие трудятся в выходные дни, им платят тут же, в цеху, в тройном размере.
Железнов покачал головой и мрачно сказал:
— Да, это уже не щедрость…
— Более того, — продолжал прокурор, — приказ о выдаче так называемых премий, надо же как-то оправдать такое расточительство, выходит на заводе уже после того, как деньги выданы! Как вы это назовете? — с вызовом спросил он у Чибисова.
Алексей Кузьмич пожал плечами:
— Может быть, в отдельных случаях… Обстоятельства, знаете ли…
— Это недопустимо ни в каких случаях, ни при каких обстоятельствах, отрезал Измайлов. — Это грубейшее нарушение… — А возьмите борьбу с пьянством? Сплошной формализм.
— Но почему этим должен заниматься только директор? — возмутился Чибисов. — А партийная организация? Комсомол? Общественность?
— Они хотят заниматься… — начал было Захар Петрович.
— А директор запрещает? — саркастически усмехнулся Чибисов.
— Объективно выходит, что мешает, — невозмутимо сказал Измайлов.
— Это, по-моему, просто извращение фактов! — воскликнул Чибисов. — Уж кто-кто, а Глеб Артемьевич не жалеет ни сил, ни средств. Лекторы даже из Москвы выступают, на заводе открыли клуб трезвенников, где проводятся встречи за самоваром! Я уже не говорю о наглядной агитации.
— Да, Захар Петрович, я тоже что-то не понял: как это Самсонов может тормозить борьбу с пьянством? — сказал Железнов.
— Посудите сами, — ответил прокурор. — Из медвытрезвителя шлют на завод письма о каждом, кто там побывал. Просят принять меры и сообщить…
— И правильно делают, — кивнул секретарь. — А как на них реагируют на заводе?
— В том-то и дело, что по существу никак! — ответил Измайлов.
— Не сообщают в милицию? — решил уточнить Железнов.
— Нет, они посылают ответы: дескать, меры приняты, имярек обсужден на собрании или на заседании товарищеского суда, лишен премии или тринадцатой зарплаты… А на самом деле? Только в двух цехах товарищеские суды рассматривали подобные дела. А в других эти суды значатся только на бумаге. Что же касается собраний, то на них о вреде пьянства и необходимости борьбы с ним говорится в общих словах, без фамилий… Премий никто не лишался ни за пьянство, ни за прогулы. Напротив, многим, кто побывал в вытрезвителе и оплатил расходы по своему содержанию, завод выплатил премию. Как бы своего рода компенсацию… Я не стану перечислять всего, здесь подробно изложено, — показал прокурор на лежащую перед Железновым папку. — Хочу только заметить, что директор во многом повинен лично. Он больше всего печется о внешних показателях благополучия дел на заводе. А люди? Ведь за каждым случаем алкоголизма может стоять разбитая семья, слезы, человеческие трагедии! Буквально перед тем, как идти в горком, мне позвонили из милиции. Я был потрясен!
— Что случилось? — встревоженно спросил Железнов.
— Тихая, скромная, выдержанная женщина чуть не убила своего мужа…
Действительно, час назад Измайлову сообщили: та самая Будякова, у которой муж в свое время был ограничен судом в дееспособности, набросилась на супруга. Он спускался по лестнице с аквариумом в руках. Аквариум принадлежал сыну Аркаше, сбежавшему из дому из-за пьянства отца. И вот эту дорогую для сына вещь Будяков решил продать, чтобы иметь деньги на выпивку. Доведенная до отчаяния женщина так толкнула мужа, что он покатился по лестнице и был сильно покалечен. Его увезли на «скорой помощи».
Об этом и поведал сейчас прокурор.
— Пусть хоть сто лекторов приедут из Москвы, — горячо продолжал он. Пусть хоть весь завод обклеют плакатами! Но если не смогли предотвратить несчастья одной семьи, отдельно взятого человека, грош цена всему этому! Вот вы говорите: встречи за самоваром, — повернулся Измайлов к Чибисову. А кто сидит за этим самоваром? Три-четыре работницы пенсионного возраста. А десятки молодых парней после смены прямо с проходной — в рюмочную. Знаете, о чем я говорю? — Председатель горисполкома неохотно кивнул. Всего пятьдесят метров от заводских ворот…
Захар Петрович замолчал. Железнов постукивал пальцами по принесенной прокурором папке.
