сне…»
— Прости, Захар… Прости, родной… Я же ничего не знала…
Горячие капли упали на лицо.
Он открыл глаза.
Из коридора в комнату лился электрический свет.
Рядом стояла Галина. Заплаканная и виноватая.
Наяву.
— В дом отдыха, как всегда? — спросил Берестов у Бариновой, когда она по окончании рабочего дня села в машину.
— Давайте нагрянем к Наде, — предложила Флора. — А то я пообещала, что заеду…
— Она обрадуется, — сказал Виктор, довольный решением девушки.
Последнее время он был при ней как привязанный. Отвезет в «Зеленый берег» и болтается там до самого вечера. Хотя Баринова отсылала его, Виктор торчал в доме отдыха до тех пор, пока отдыхающие и журналистка не ложились спать.
По пути к Урусовой Флора купила плитку шоколада.
Их приезд произвел переполох. Хозяйка бросилась на кухню, чтобы приготовить для гостьи что-нибудь вкусненькое.
Надя жила с дочкой в небольшой комнате в общей квартире. Другие две комнаты были заперты на огромные висячие замки, которые прямо-таки поразили Баринову.
— Кто соседи? — поинтересовалась она.
— Разве не видно? — усмехнулся Виктор, кивая на замки. — Дремучие куркули. Боятся за свой хрусталь и ковры… Холодильник, и тот на замке.
— А где они сейчас? — полюбопытствовала Флора.
— У них за городом участок. С домом. Они там с ранней весны до поздней осени. Это, конечно, хорошо: Надя как бы одна в квартире…
Пока хозяйка хлопотала на кухне, Виктор и Флора сидели в комнате. Павлинка притихла на коленях у Берестова, шурша оберткой от шоколада. Руки, щеки и даже лоб были у нее коричневые.
Надя, забежавшая в комнату, чтобы накрыть стол, сказала:
— Спасибо, что хоть комната есть. Четыре года по людям скиталась, не имела своего угла. Втридорога платила…
— Ничего, — многозначительно произнес Виктор. — Будет отдельная квартира.
— Откуда? — отмахнулась Надя. — У нас на фабрике такая очередь!..
— Поженимся — увидишь, — твердо сказал Виктор.
— Ну, если Фадей Борисович хорошо относится к тебе… Он, конечно, может…
— Почему обязательно Фадей Борисович? — пожал плечами Виктор. — Мы и сами с усами!
— Гляди-ка, как расхвастался, — засмеялась Надя и снова убежала на кухню.
Было видно, что она не очень верит своему жениху. Но какой женщине не бывает приятно, когда кто- то думает о ее счастье и благополучии.
Флора рассматривала Надину комнату. Вещей было много. Казалось, хозяйке не хватало места, чтобы развернуться. Все говорило о тоске по хорошей просторной квартире.
Внимание Бариновой привлекли семейные фотографии. Собранные вместе, по-деревенски в большой раме под стеклом.
Флора подошла поближе. На одном из снимков Надя была за рулем «Волги». На машине — шашечки. Такси…
— До фабрики баранку крутила, — пояснил Виктор, увидев, что заинтересовало журналистку.
Появилась Надя с тарелкой огурцов и помидоров. Она слышала последние слова Берестова. И добавила:
— А что? План всегда привозила.
— Все равно не женская работа, — заметил Виктор. — Пьяные парочки развозить из ресторанов. Суют тебе лишний полтинник…
— Никогда чаевые не брала! — вспыхнула Надя. — Потому что противно!
— Верю, верю, — успокоил ее Берестов.
Сели за стол. Надя старалась угодить гостье, предлагая самое лучшее.
— А что мне было делать? — продолжала она. — Приехала в город. За плечами только училище механизаторов. Тут тракторов нет. Вот и пошла шофером такси. Не на самосвал же садиться…
— Ты что оправдываешься, Надюха, — сказал ласково Виктор. — Я же не осуждаю…
— Я просто рассказываю, — ответила Надя. — Потом вот Павлинка родилась, — кивнула она на дочурку, возившуюся в своем уголке с куклами. Пришлось уйти из таксопарка: там работа сменная и по двенадцать часов… Пошла на курсы счетоводов. Даст бог, еще техникум осилю…
— Это у нас в проекте, — подтвердил Берестов.
— И Виктора заставлю учиться, — пообещала Надя.
— Уговаривает, — хмыкнул тот.
— И правильно делает, — поддержала Надю Баринова. — Куда тянет?
Виктор не успел ответить. В коридоре раздался звонок. Резкий, настойчивый, долгий, как будто звонивший хотел поднять на ноги весь дом.
— Кто это? — встревоженно поднялась Надя.
Но Виктор опередил ее. Он выскочил из комнаты. Щелкнул замок, хлопнула входная дверь. И вдруг из прихожей послышались рыдания.
— Тамара, Тамара! — успокаивал кого-то Виктор. — Что с тобой? Что случилось?
— За что? За что они?! — сквозь рыдания словно толчками выдавливал слова женский голос. — Из- избили… Деньги за-забрали…
Надю словно пружиной подбросило. Она метнулась в коридор. Баринова тоже невольно встала.
А уже в комнату Берестов вводил молодую женщину со сбившейся прической и размазанной по лицу краской для ресниц. Одной рукой она прикрывала глаз.
— Успокойся, Тома! — уговаривала ее Надя. — Кто тебя? Когда?
— А-анегин ваш… — всхлипывала пришедшая. — С этим… Громилой…
Она вдруг запрокинула голову и тонко и высоко заголосила.
— Воды! — крикнула Надя Виктору. — Скорей!
Берестов побежал на кухню.
Павлинка, напуганная происходящим, скривилась, готовая тоже вот-вот расплакаться. Баринова бросилась к ней, взяла на руки, прижала к себе.
Вернулся Виктор с кружкой воды. Тамара сделала несколько судорожных глотков, придерживая кружку обеими руками.
Глаз у нее заплыл, на щеке алела ссадина.
— Попей еще, попей, — уговаривала ее Надя, словно маленькую. — Легче станет… Потом и расскажешь толком…
— Пришли Анегин с Громилой, — начала Тамара. — Принесли записку от Гриши. Чтобы я сняла «двадцать рублей» и отдала им. А потом, а потом… Она снова разрыдалась.
— Какая записка? Какие двадцать рублей? — ничего не понимая, переспросила Надя.
Постепенно Тамара взяла себя в руки.
— Понимаешь, Гриша часто бывает в командировках, — рассказывала она, — и всегда оставляет мне свою сберкнижку. На предъявителя. Если нужно было кому-нибудь срочно отдать деньги, он присылал записку: сними рубль или полтинник…
— Полтинник? — удивилась Надя.
— Значит — пятьсот, а «рубль» — тысяча. Такая договоренность между нами была. Поняла?
— Да, конечно, — кивнула Надя.
— Ворвались они, — продолжала Тамара. — У меня один знакомый сидел. Так Громила его с лестницы спустил! А Анегин сует мне записку на «20 рублей», то есть 20 тысяч… Смотрю, почерк как будто Гришин, а,
