с другой стороны, будто и не его. Я еще подумала, может, с похмелья писал? Короче, деньги я все же отдала. Тут Анегин говорит, что на словах Гриша еще передал, чтобы я им подсвечники отдала… Какие, спрашиваю, подсвечники? Громила как рявкнет: не придуряйся, мол, гони подсвечники — и все тут! А я ни о каких подсвечниках и слыхом не слыхивала… Они словно сбесились. Тамара прижала к глазам платочек и снова заплакала.
Немного подождав, Надя спросила:
— И что дальше?
— Набросились на меня. Глаза налитые. От обоих перегаром несет… Ваш Громила как двинет мне, — Тамара показала на затекший глаз. — Хотел еще, да Анегин остановил. Сказал, что сами найдут подсвечники… Ты бы видела, что они устроили в квартире! Перевернули все вверх дном. Горку с посудой опрокинули, хрусталь побили… За что, скажи мне, Витюня? — повернулась она к Берестову. — Ведь ты водишься с ними… Что я им сделала, а?
Берестов смущенно повел плечами.
— Нет, ты скажи! Объясни мне, почему они так? — пытала его Тамара.
— А записка эта самая… — пробормотал Виктор. — Где она?
— Где? Анегин порвал! — зло ответила Тамара.
— А подсвечники нашли? — спросил Виктор.
— Нашли, в гараже…
Тамара схватилась за глаз и запричитала. Боясь, что она опять закатит истерику и вконец запугает Павлинку, Баринова вышла с девочкой на кухню.
Вскоре на кухне появился Виктор.
— Такая штука, Флора, — сказал он озабоченно. — Вы посидите, пожалуйста, с Надей, а я отвезу сейчас Тамару домой и вернусь за вами…
— Конечно, разумеется, — пролепетала Баринова, подавленная всем происходящим.
Флора слышала, как хлопнула входная дверь. И ее позвала Надя.
— Кто это была? — осторожно спросила Баринова.
— Моя подруга. Тамара Марчук.
— А муж ее где?
— Неизвестно. Понимаешь, ходят разговоры, что Гриша попал в какую-то нехорошую историю. Милиция якобы его ищет. В общем… — Урусова махнула рукой. — Садись, Флора, кушай, пожалуйста.
Но обед скомкался. Флора пыталась выяснить, в какую-такую историю попал Марчук, но Надя от разговора ушла. Потом приехал Берестов. Наскоро попрощавшись с Надей, они отправились в «Зеленый берег». Виктор всю дорогу молчал. Молчала и Баринова. Оставив Флору в доме отдыха, Берестов, не теряя ни минуты, тут же поехал назад, в город.
Старший лейтенант Коршунов утопил пуговку звонка. Послышалась мелодичная трель. Затем протопали легкие шажки, дверь распахнулась, и на пороге показался мальчуган лет пяти.
— Здравствуйте, — сказал он, внимательно разглядывая незнакомого дядю. — А вам кого?
— Здорово, — ответил инспектор. — Мария Максимовна дома?
— Баба Марья болеет…
— Саня, кто пришел? — послышалось из глубины квартиры.
— К тебе…
Мальчик впустил Коршунова в прихожую, молча поставил перед ним домашние тапочки. И только потом повел в комнату.
В кресле сидела старая женщина. Коротко подстриженные волосы ее были совершенно белые. Одна нога, обвязанная теплым платком, покоилась на табуреточке.
Юрий Александрович поздоровался. И спросил:
— Вы Мария Максимовна Урбанович?
— Она самая, — кивнула старушка.
— Ну что ж, будем знакомы.
Коршунов представился, показал удостоверение.
Сложен и труден был путь сюда, в украинский город, в поисках родственницы Боржанского. Юрию Александровичу прямо не верилось, что перед ним, наконец, двоюродная сестра Германа Васильевича.
— Что-нибудь стряслось с Павликом? — с тревогой обратилась она к инспектору.
Коршунов не знал, кто такой Павлик, но решил успокоить Урбанович.
— Я к вам по другому поводу… Можно сказать, дела давно минувших дней…
И, чтобы расположить к себе Марию Максимовну, стал расспрашивать о ее болезни. Урбанович сказала, что страдает артритом — отложением солей. До недавнего времени крепилась, кое-как двигалась, а теперь хворь одолела совсем, шагу ступить не может от боли. Хорошо, внучек заботливый, и лекарство подаст, и дойти до кухни поможет.
А внучек примостился рядом и во все уши слушал, о чем говорят взрослые.
— Ну-ка, Саня, помоги мне, — обратился к мальчику старший лейтенант. — Освободи, пожалуйста, столик.
Мальчик мигом убрал с журнального столика газеты, книги и вместе с инспектором пододвинул его к креслу, где сидела бабушка.
Юрий Александрович вынул из кармана пакет, достал из него десятка полтора фотографий и разложил перед женщиной. На снимках были изображены мужчины различных возрастов. Этими фото Коршунов разжился в местном отделе внутренних дел (фотографии держали для проведения опознаний). Среди них были два фото Боржанского, теперешнего и в юности.
— Мария Максимовна, посмотрите, пожалуйста, внимательно. Знаете кого-нибудь?
Старушка надела очки, стала перебирать фотографии.
— Господи! — воскликнула она, дойдя до снимка из музея боевой славы. — Герка… Откуда у вас?
— Узнали? — не ответил на ее вопрос Коршунов.
— Как не узнать? Братец. Двоюродный.
В голосе Урбанович прозвучала не то насмешка, не то какая-то обида, что несколько удивило старшего лейтенанта.
— Больше никого не знаете? — спросил инспектор.
Мария Максимовна снова пересмотрела фотографии.
— Нет, — решительно сказала она.
И сколько Коршунов как бы невзначай ни подсовывал ей снимок главного художника, где тот был запечатлен с бородой, усами и неизменной трубкой, Урбанович так его и не признала.
— Хорошо. — Юрий Александрович убрал фотографии. — Теперь расскажите, пожалуйста, о Германе.
— А что рассказывать, — вздохнула Мария Максимовна. — Где он живет, чем занимается, не знаю.
— Как же так? — удивленно воскликнул инспектор. — Он же ваш брат! Вместе росли, в войну одно горе мыкали…
— Это точно, — согласно кивнула Урбанович, — мыкали. И что из этого? У него своя жизнь, у меня — своя. Давно разошлись наши пути-дорожки…
Инспектор был несколько обескуражен. Он не мог понять, почему старуха не очень охотно говорит о своем брате. И решил начать издалека.
— Вы были в деревне, когда он совершил геройский поступок, за который получил орден?
— Была, — сказала Урбанович. — Только что особенного в его поступке? Не он единственный рисковал в то лихое время жизнью… У нас в соседней деревне старушка двух фашистов на тот свет отправила…
— Как так? — заинтересовался Коршунов.
— А очень просто. Поселились у нее офицер с денщиком. А она им с жареными грибами поганки скормила. Через три дня оба и преставились… Старушку ту полицаи чуть насмерть не запороли. Ей почему- то орден не дали…
