Помогу составить исковое заявление…
Хозяйка растрогалась, не знала, как и благодарить.
Когда Гранская с Коршуновым, отпустив понятых, сели в машину, Юрий Александрович заметил:
— Ну, насчет молочка, единственного якобы дохода, она прибедняется. На книжке кое-что имеет. Да еще вещички сына потихоньку распродает. Дубленку вон за девятьсот рублей…
— Одно к другому не имеет отношения. По закону ей положена пенсия пусть получает. Ведь действительно трудилась — такой дом содержать, скотину. И сына воспитала.
— Воспитала, — протянул инспектор. — Не погибни он, еще не известно, где сидел бы — в своей мастерской или у нас, в изоляторе…
— А мать при чем?
— Конечно, — согласился Коршунов, — она к его делам никакого касательства не имеет. Это я так, в порядке замечания.
— Да, — вспомнила вдруг следователь, — я все хочу спросить у вас. Помните, Май в больнице сказал, что Марчук якобы имел дела с Бабаянцем, директором автобазы?
— Зятем нашего мэра Чибисова?
— Да. Удалось установить что-нибудь?
— Марчук на автобазе бывал. Но все интересы кончались автомобилями. Запчастями.
— Только?
— Только. А насчет дефицита… Зачем Бабаянцу лезть в спекуляцию? Он и сам на дефиците сидит… Помните, у Райкина?
— Да, — улыбнулась Инга Казимировна и серьезно добавила: — Я вот о чем думаю. Очень сомневаюсь, справятся ли в нашей лаборатории с исследованием образцов почв? Здесь, по-моему, нужен специалист высокой квалификации.
— А давайте сразу заедем в лабораторию, — предложил старший лейтенант.
Они так и сделали. Гранская оказалась права. Ей посоветовали провести экспертизу в области.
Уезжал Измайлов из Рдянска в полной неизвестности. После разговора с Авдеевым он помчался в общежитие, где работала Марина Белоус. Но там сказали, что утром Марина Антоновна подала заявление об уходе с работы. Причем просила уволить ее немедленно. Ночь Захар Петрович провел в гостинице. Затем полдня проторчал в прокуратуре области, ожидая сам не зная чего. К Зарубину его так и не вызвали. Лишь после обеда Авдеев коротко сказал:
— Езжай домой, продолжай пока исполнять свои служебные обязанности.
И все.
В довершение всего, когда Измайлов сел за руль своей машины и завел двигатель, что-то заскрежетало под полом. Шофер Первенцева, осмотрев «Москвич», вынес убийственный приговор: полетел карданный вал. И вообще, ремонтировать нет смысла, лучше списать.
Машину отбуксировали во двор облпрокуратуры. Захар Петрович почувствовал себя кавалеристом на поле боя, оставшимся без коня.
И кавалеристом ли? Слово «пока», произнесенное Владимиром Харитоновичем, имело недвусмысленный намек. Значит, ходить ему скоро в пехоте, рядовым, необученным.
Правда, Авдеев не рассказал Измайлову, что и само руководство не пришло к единому мнению.
Первенцев, выслушав сообщение помпрокурора области о том, что Захар Петрович готов признать свою дочь и даже помогать ей и внуку, усмехнулся:
— А что Измайлов теряет? Даже наоборот. Двадцать пять лет дочь росла без него. Алименты с него теперь не возьмешь. Никаких тебе забот и хлопот — сразу внук! Играйся с ним, радуйся, что уже дед… Многие бы так хотели. Ничего себе встреча через двадцать пять лет.
— Теперь этот факт надо рассматривать с другой точки зрения, серьезно сказал Зарубин. — Одно дело — пойти к незнакомой женщине, пить с ней вино и заночевать. Другое — к человеку, с которым связывало когда-то настоящее глубокое чувство. Тем более, к матери своего ребенка. Может быть, она хотела ему открыться? Надо обсудить…
Обсуждали бурно и долго. Так ничего и не решили.
Всего этого Измайлов не знал. Он был озабочен: как добраться домой? Поезда шли только утром, а еще один день терять не хотелось. Можно было, правда, автобусом с двумя пересадками. Захар Петрович им никогда не пользовался, но другого транспорта не было. По пути на автовокзал он решил заглянуть в хозяйственный магазин, купить кое-что из садового инвентаря. И надо же: в магазине он нос к носу столкнулся с четой Межерицких. У Бориса Матвеевича в руках были рулоны обоев. Приехали они из Зорянска на своем «Запорожце».
Межерицкие подождали Измайлова в машине, пока он делал свои нехитрые покупки. И тут же отправились в обратный путь.
Еще в самом начале Захару Петровичу показалось, что при встрече с ним Межерицкие смутились. Чувствовалась какая-то скованность. Борис Матвеевич нет-нет да и поглядывал на Измайлова, словно хотел что-то спросить или сказать. Но не решался.
И все-таки не выдержал:
— Слушай, Захар, твой вид мне не нравится…
Измайлов мучительно думал: открыться или нет? А рассказать обо всем очень хотелось. Слишком долго он терзался наедине со своими мыслями и сомнениями. В душе накопилось столько, что он был уже не в силах сдерживаться.
— Хотите сенсацию? — сказал он с нервной веселостью. — У меня, оказывается, есть взрослая дочь и внук.
Сказал, и что-то перехватило в горле.
— Я это знаю, — сказал Межерицкий.
— Как? — воскликнул пораженный Измайлов. — Почему молчал?
— Вчера узнал.
— От кого?
Борис Матвеевич кивнул назад, на жену, Захар Петрович обернулся к Лиле.
— А что? — пожала она плечами. — Я знала это с самого начала. Когда Марина забеременела, тут же прибежала ко мне.
— И ты скрывала все эти годы? — все еще не мог поверить Захар Петрович. Он даже не предполагал в Лиле такой стойкости: обычно она ничего не могла утаить, готова была делиться с миром всем, что знала.
— Когда Марина уезжала в Москву, взяла с меня слово молчать, объяснила Межерицкая. — Но не в этом дело. Меня, честно говоря, подмывало написать тебе. А потом подумала: зачем? Раз она тут же вышла замуж за другого.
— Ну а когда я приехал в Зорянск? — допытывался Измайлов. — Могла ведь сказать?
— Тем более не следовало говорить. Зачем тебя травмировать? Ты еще должен благодарить меня…
— Спасибо, — горько усмехнулся Захар Петрович.
— Зря кривишься, — назидательно произнесла Лиля. — Жил спокойно…
— Нет! Как ты могла скрывать такое?! — вырвалось у Захара Петровича.
Лиля промолчала.
— У тебя, говорят, из-за Маринки неприятности? — напрямик спросил Межерицкий.
— Кто говорит? — мрачно отозвался Измайлов.
— Господи! Да весь город! — ответила Лиля. — Галина, и та вчера приходила ко мне душу отвести. Понимаешь, позвонили ей… какие-то незнакомые люди… Я уж разубеждала ее, успокаивала…
Эта новость поразила Захара Петровича: значит, жена уже знает! У него сжалось сердце.
— Что Маринке надо? — снова задала вопрос Межерицкая. — Почему вдруг все это выплыло?
И Измайлов рассказал о том, с чего начались для него черные дни, которые продолжаются и поныне. Не скрыл, что все это может отразиться на его служебном положении.
— Ну и дрянь же она! — возмутилась Лиля. — Симпатичная была девка, но дрянь! Ребенок от одного,
