— Вполне, — кивнул Глаголев.
— Так вот, даже профессиональная память не помогла. Не помню — и все тут.
— Хорошо… А вашу мастерскую часто используют, как… — Евгений Родионович некоторое время подыскивал нужное выражение. — Ну, как камеру хранения?
— Бывает. И знаете почему?
Не дожидаясь ответа, Зубцов поднялся и поманил за собой следователя.
Они вышли.
— Видите? — указал мастер в окно.
Напротив на двери с надписью «Камера хранения» висел огромный замок.
— Третий день гуляет Гаврилыч, — пояснил Зубцов. — Приемщик. Неплохой мужик, ей-богу, но раз в месяц обязательно запивает… Придите завтра будет на месте. У него четко — три дня, не больше… А куда людям деваться? Приедет какая-нибудь старушка из района. У нее покупки или еще что. Меня знают. Как- никак десять лет в этой мастерской… Вот и идут.
Они вернулись в подсобку.
— И все-таки, — сказал Глаголев, — одно дело доверить вам мешок редиски, а другое — чемодан с добром на внушительную сумму… — он покачал головой.
— Еще не такое бывает, — усмехнулся мастер, ущипнув ус. — В прошлом году история была… Заваливается утром один тип. Знаю его, отличные груши выращивает, как мед, так и тают во рту. Дерет, правда, безбожно, но не об этом речь… Заваливается, значит, изрядно пьяный. Говорит: можно чемоданчик оставить? А почему бы нет? Ставь, отвечаю… Ушел. Так до вечера и не забрал… На следующий день является. Физиономия сизая, весь трусится. С похмелья. И вдруг, представляете, расплакался, как баба. Мужичище — во! — Зубцов развел руки у плечей. — А слезы ручьем. Спрашиваю: «В чем дело?» Он мне: «Понимаешь, браток, деньги вчера потерял». «И много?» — спрашиваю. «Жена, — говорит, — послала в город мебель купить, а я не удержался, купил бутылку, другую. Видно, перебрал, вот кто-то воспользовался и украл деньги, а может, сам потерял…» Посочувствовал я ему, конечно, а потом выношу чемоданчик-то, дескать, забери… Он, как увидел свой чемодан, чуть не задушил меня в своих объятьях. Деньги-то, пять тысяч, в чемодане были! А он по пьянке и запамятовал, где оставил…
Зубцов замолчал.
— Что ж, бывает, — сказал следователь.
Уловив в этих словах недоверчивые нотки, мастер обиженно произнес:
— Можете проверить. В Капустино живет. Фамилия Небаба. Запомнил, потому что смешная… Этот Небаба привез мне живого гуся и ящик груш. Все в гости зовет… — Зубцов пожал плечами: — Не понимаю, неужели честность и порядочность теперь такая редкость?
То, что радиомастер действительно честный и душевный человек, говорили следователю и начальник отдела кадров их управления, и директор рынка. Подтвердил он и насчет Гаврилыча, приемщика камеры хранения: есть у него слабость — любит выпить. Давно директор собирается уволить его, да работник он честный…
Когда Глаголев выходил из ворот рынка, Зубцов садился в «Жигули».
— Может, подвезти вас? — спросил он следователя.
— Спасибо, я пройдусь, — вежливо отказался Евгений Родионович.
Он долго смотрел вслед отъехавшей машине. Она была приметная, двухцветная — голубой низ и слоновой кости верх. На границе цветов была прилажена никелированная полоса. Более того, на радиаторе владелец прикрепил украшение от «Чайки», а на колпаки колес — хромированные накладки в виде спиц.
«Ну и наворотил мишуры!» — подумал Евгений Родионович.
До конца рабочего дня следователь успел допросить народных контролеров, обнаруживших чемодан, побывать на базе горпромторга и встретиться еще раз со старшим лейтенантом Коршуновым.
Придя домой, Захар Петрович удивился — жены еще не было.
— Где мама? — спросил Измайлов у сына, переодеваясь в домашнее.
— Кажется, в гороно вызвали, — ответил сын, не отрываясь от экрана.
Захар Петрович глянул на часы: все учреждения уже закончили работу. Он прошел на кухню. Над неприбранной использованной посудой — Володина привычка, с которой оба родителя боролись безуспешно, — роились мухи.
Измайлов поставил разогревать обед, размышляя о том, как завтра с утра засядет за доклад для предстоящей конференции. Хорошо, что в его распоряжении еще два выходных дня.
А план поехать в воскресенье в Матрешки безнадежно рухнул. Придется послать на участок Галину и Володю. Надо непременно окучить молодые саженцы. И полить — погода стоит сухая, жаркая, не погубить бы молодые, неокрепшие деревца.
Не успел он приступить к еде, хлопнула дверь. Жена.
— Извини, Захар, — зашла она на кухню, даже не переодевшись в халат. — Так перепсиховала, что забыла обо всем на свете…
— Что случилось? — тревожно посмотрел он на нее. — Да, есть будешь?
— Неохота, — Галина Еремеевна опустилась на стул. — Я просто посижу. — Она сцепила руки и положила на скрещенные пальцы голову. — В общем, ничего страшного. А ты ешь…
Захар Петрович с нежностью посмотрел на жену и подумал: «Какая она у меня все-таки красивая!»
В свои тридцать восемь лет Галина Еремеевна и впрямь еще сохранила стать и свежесть молодости. Черные, как вороново крыло, волосы чуть вились, большие бархатно-карие глаза лучились. Кожа у нее была белая, и это создавало удивительный контраст. Галина зачем-то всегда стремилась летом загореть и тогда походила на какую-то туземку из южных стран, хотя Захару Петровичу нравилась белизна ее кожи. Такую он ее встретил под северным небом Сыктывкара, где служил в военной прокуратуре. Студентку педагогического института.
Познакомились они случайно. Приятель, следователь военной прокуратуры, уговорил Захара Петровича поехать за город на Вычегду, попытать рыбацкого счастья. Следователь знал отличное место, где брали сиги и судаки.
Но удача обошла их стороной — поймали несколько окуней, да и то маломерок, разве что для кошки. А рядом, метрах в пятидесяти, какая-то девушка таскала одну за другой крупные сверкающие рыбины. Преодолев мужскую гордость, незадачливые рыбаки подошли к рыбачке. И оба были очарованы ее глазами — две яркие звезды в белую ночь.
Стоял июль, время студенческого отпуска. Но Галина не поехала в свой родной Хановей — городишко неподалеку от Воркуты. Там жила ее семья: отец-рыбак, мать и еще семеро сестренок и братишек. Галина подрабатывала летом (в детском саду, в пионерском лагере), чтобы учиться зимой.
Военные юристы пригласили девушку на вечер в Дом офицеров. Началось соперничество. Галина предпочла Захара Петровича.
Под Новый год сыграли свадьбу в Хановее. Измайлов в первый раз попробовал строганину — свежезамороженный таймень, нарезанный тончайшими пластами и посыпанный солью.
А специальность жена Захара Петровича выбрала под стать своим увлечениям — зоологию, потому что была отличным рыболовом, приходилось ей и бить зверя в тундре. Правда, теперь она с неохотой вспоминает, как ходила с ружьем на песца. Галина стала яростным защитником природы. В школе уже несколько лет действовал кружок «Белый Бим», созданный по ее инициативе и держащийся на ее энтузиазме.
В прошлом году она выдержала настоящий бой с такой солидной организацией, как Главное управление охотничьего хозяйства и заповедников при Совете Министров РСФСР. Конечно, не одна. Но душой и главным воителем была она.
А дело заключалось в том, что в зоомагазине в Зорянске появились в продаже певчие птицы: щеглы, коноплянки, чижи. По соседству с канарейками — искони домашними певуньями — эти пугливые дети лесов и полей выглядели жалко и нелепо. Как Главохота согласилась выдать разрешение на отлов птиц в лесах вокруг Зорянска, местные любители природы понять не могли.
