— Читал.
— Дело в том, что Сильверстов вёл тот самый вечер и хорошо запомнил Цареградского, который вызвал бурную полемику, задав вопрос, как теперь расценивается якобы контрреволюционная деятельность Гумилёва… Таким образом, я окончательно убедился, что Ляхов врёт. Но вот зачем? Какой резон ему топить друга и, можно сказать, благодетеля? Может, его направляла чья-то рука? Назначил я очную ставку Цареградского и Ляхова. Её-то Ляхов кое-как выдержал, хотя юлил и изворачивался, как змей, глаза прятал, но на следующий день, видимо, совесть его доконала, и он выложил все начистоту. Понимаешь, двадцать девятого июля, запомни дату, Ляхов напился в дупель и загремел в медвытрезвитель, да ещё плюс ко всему потерял партбилет. На следующий день его вызвал Жоголь, достал несколько объяснительных записок, написанных Ляховым по поводу своих прошлых прогулов и выпивок на рабочем месте, и спрашивает: где потерял партбилет? Ляхов только потеет да мнётся. Жоголь пригрозил ему, что он вылетит из партии и с работы с волчьим билетом. Ни в один магазин его не возьмут даже грузчиком. Бедняга товаровед бухнулся в ножки Жоголю, взмолился, чтобы не губил: жена только что родила второго ребёнка, а он, мол, единственный кормилец. Сделаю, говорит, все, что прикажете, только не увольняйте. Ну, Жоголь ещё покуражился для большего устрашения и говорит: если ты настоящий коммунист, то должен помочь разоблачить матёрого взяточника. Пойди, мол, в ОБХСС и заяви на Цареградского. А взамен замдиректора обещал все уладить и с вытрезвителем, и с партбилетом. Ляхову ничего не оставалось делать, как только согласиться. Дальше ты знаешь.
— Выходит, насчёт разговора в кабинете Цареградского двадцать восьмого июля — идея Жоголя? — уточнил Игорь Андреевич.
— Да. Ляхов был лишь жалкой марионеткой в руках Жоголя.
— Постой, но ведь ту тысячу рублей Цареградский все-таки взял!
— О, Жоголь мудрый провокатор! Когда Ляхова выгнали с базы, он одолжил у Цареградского девятьсот рублей. На полгода. Ляхов как-то упомянул об этом случае при Жоголе, а тот намотал себе на ус. А когда пришло время, вспомнил и воспользовался.
— Ясно, — кивнул Чикуров. — Цареградский подумал, что Ляхов возвращает ему должок. Ну а каким образом Жоголь мог бы уладить дело с партбилетом Ляхова?
— Очень просто, — засмеялся Василий Лукич. — Партбилет лежал в сейфе у Жоголя.
— Как это?
— Видишь ли, напоил Ляхова некто Еремеев. Он же выкрал партбилет, бросил беднягу товароведа в сквере и заложил ближайшему постовому. А Еремеев — шестёрка Жоголя, что-то вроде телохранителя. Усёк? Все было продумано Жоголем до мелочей.
— А что за личность этот Еремеев?
— Двадцатипятилетний оболтус. Учился в институте физкультуры, не закончил, выгнали. Из спорта его тоже турнули. Помнишь, когда боролись с подпольными группами каратэ? Еремеев возглавлял одну такую. Было возбуждено уголовное дело, но кто-то его выручил. Думаю, Жоголь… И вообще, Еремеев самый настоящий паразит!
— Паразит, насколько я понимаю, сидит у кого-нибудь на шее и сосёт чужую кровь, — заметил Игорь Андреевич.
— Ещё как сосёт! Пьёт кровушку из своего тестя, довольно крупного учёного. Фамилия Киселёв… Недавно газеты писали о клубе «Аукцион», который создал и возглавляет Киселёв. Там помогают молодёжи проталкивать изобретения. Читал?
— Да, да, что-то припоминаю, — кивнул Игорь Андреевич.
— Этот Киселёв и его жена буквально души не чают в единственном внуке, и Еремеев пользуется этим обстоятельством. Хотят дед с бабкой видеть внука, пусть гонят четвертной!
— Ну и подонок, — покрутил головой Чикуров.
— А если они оставляют у себя внука на сутки — полсотни! Ободрал стариков как липку. Машину Киселёва прибрал к своим рукам, дачу под Звенигородом. Между прочим, эта скотина ещё стихи пишет. Только что вышел его первый сборник.
— Ну и как стихи?
— Я не понял. Сплошная заумь! Рифма не рифма, никаких знаков препинания. Спросил у Сильверстова, тот обозвал Еремеева воинствующим графоманом.
— Уж, наверное, понимает толк — критик!
— Даже не знаю, какому Сильверстову верить, — развёл руками Огородников. — Теперешнему или тому, до перестройки?
— А что?
— Самозабвенно ругает сейчас то, что раньше хвалил. И наоборот, — усмехнулся Василий Лукич.
— Ладно, вернёмся к делу, — сказал Чикуров. — Суть я уловил, но есть кое-какие вопросы. Куда, например, девались деньги, которые клал в стол Цареградского Ляхов?
— Представь себе: их забирал Жоголь. И делал это каждый раз, как только Ляхов покидал кабинет директора. Ловко?
— Ясненько… Теперь о самом Жоголе. Насколько я понимаю, вся эта провокация против Цареградского была задумана, чтобы освободилось место директора и Жоголь занял его, так?
— И занял бы, это точно! После ареста Цареградского Жоголя сразу же сделали и.о. Мне говорили в управлении торговли, что уже был готов проект приказа о назначении Жоголя директором. Я помешал.
— И за что едва не поплатился своим местом? — улыбнулся Чикуров.
— Ох, не говори! Как только вышел фельетон, меня хотели… — Василий Лукич сделал жест, словно обеими руками сворачивал что-то. — Спасибо шефу, отстоял. Знаешь, я почти уверен, что фельетон тоже организовал Жоголь.
— Неужто он был такой всесильный?
— Могучий! И двуликий. Как тот древний бог Янус. Для сослуживцев и начальства — честный работящий мужик. У него и кличка-то знаешь какая была? Белый Ворон! Сдаётся, сам Жоголь и пустил её. В смысле: отличается от остальных торгашей тем, что не ворует продукты и не берет с подчинённых мзду.
— И что, он действительно не воровал и не брал? — В голосе Чикурова слышалось явное недоверие.
— Представь себе, на работе был чист! Более того, радел за мир во всем мире, сострадал сиротам…
— В каком смысле? — вскинул брови Чикуров.
— Каждый месяц из его зарплаты бухгалтерия перечисляла деньги в Фонд мира. Сумма небольшая, но важен сам факт. А когда в стране создали фонд помощи детям-сиротам, Жоголь на следующий же день перевёл на его счёт свою квартальную премию.
— А сам что, сухой корочкой питался? В рубище ходил? — съязвил Чикуров.
— Почему же, любил телятину с рынка, костюмы покупал в «Берёзке». Каждые три года приобретал новую «Волгу», а прежнюю сбывал кавказским товарищам… Спросишь, на какие же шиши «Волгу»? Все тот же дефицит, мой милый. Вот рычаг, с помощью которого Жоголь обделывал свои дела!
— Спекулировал, что ли? — никак не мог до конца понять Чикуров.
— Ни боже мой. Сам подумай, зачем рисковать по мелочи, химичить, отпускать товар налево? Куда проще отвезти нужному человеку к свадьбе сына или к юбилею икру, балык, крабы, сервилат и при случае попросить оказать услугу. Какую? Ну, допустим, предоставить «тёте» квартиру вне очереди, устроить «двоюродного брата» на тёпленькое местечко или «племянницу» в вуз, продать близкому другу «Волгу»… Разве откажешь любезнейшему Леониду Анисимовичу? Конечно, нет. Праздников и торжеств много, а что за стол без икорочки или балычка? Не престижно! И знаешь, чем подкупал людей Жоголь? Бескорыстием! Показным, разумеется. За продукты брал по магазинной цене, сдачу давал копейка в копейку… Просьбы Жоголя, если их можно выполнить, все эти министерские чиновники, ректоры институтов, директора гостиниц и так далее тоже удовлетворяли бескорыстно. А вот сам душка Леонид Анисимович выжимал из этого максимум пользы!
— Например? — полюбопытствовал Игорь Андреевич.
— Был у Жоголя приятель, некто Севрухин, проректор медицинского института. Заядлый турист. Каждое лето собиралась группа таких, как он, энтузиастов и отправлялась то на Памир, то в Саяны, то по Карелии…
