Листопадову.
Не раздумывая больше, Черемных сунул ноги в валенки, нахлобучил шапку, выхватил из кобуры пистолет, накинул на плечи тулуп и выбежал наружу. Мороз тут же схватил его в свои цепкие объятия, перехватил дыхание. Вокруг было светло от полной луны и искрящегося снега.
Оконная рама изолятора, вырванная, как говорится, с мясом и обнаружившая зияющую тёмную дыру, лежала на земле.
— Стой! — крикнул Черемных, устремляясь за троицей. — Стрелять буду!
Тулуп свалился с плеч, но Яков Гордеевич и не думал останавливаться, решив: черт с ним, легче будет догонять.
Беглецы не только не обратили никакого внимания на окрик участкового, но даже как будто прибавили ходу. Двое мужчин мчались впереди, Листопадова
— чуть сзади.
«Уйдут! — билось в голове. — До тайги метров сто, не больше… А там растворятся, затеряются — не сыщешь!»
Лейтенант сделал на бегу предупредительный выстрел в воздух. И тут же со стороны беглецов раздался ответный.
Черемных снова пальнул вверх. Ему ответили незамедлительно.
После этого выстрела мужчины продолжали бежать, а Листопадова вдруг как-то странно заковыляла, будто споткнулась обо что-то. И вдруг рухнула в снег.
Яков Гордеевич подбежал к ней. Женщина лежала на боку, лицо её заливала кровь.
Сзади под быстрыми шагами заскрипел снег, и раздался голос Чикурова:
— Что случилось, Яков Гордеевич?!
— Хотели освободить Листопадову!.. Вон они! — показал на убегающих Черемных. — Уйдут!..
На плечи лейтенанта опустилось чьё-то пальто.
— В дом! Срочно! — приказал следователь. — И Листопадову туда же!..
Вместе с Игорем Андреевичем побежали догонять беглецов директор совхоза Востряков и Саяпин, который держал в руках своё допотопное, дедовских времён ружьишко.
Лейтенант поднял на руки недвижное тело.
Уже там, в своей пристройке, при электрическом свете он увидел: чуть выше переносицы Листопадовой зияла дырочка.
Черемных набрал номер райотдела внутренних дел и подробно доложил дежурному о происшествии. Только он положил трубку, как в комнату ввалились Чикуров, Востряков и Саяпин. Они привели с собой рослого мужчину. Тот со стоном опустился на стул, держась за бедро. Сквозь его пальцы сочилась кровь.
— Врача! — сказал Игорь Андреевич.
Черемных позвонил в больницу, но там долго не брали трубку. На вопросительный взгляд следователя участковый сказал:
— Это Астахов… А третий?
Чикуров отрицательно мотнул головой, и лейтенант понял: сбежал. Тут ответил дежурный врач, и Черемных сказал ему, что нужна срочная медицинская помощь.
За Астаховым приехала машина.
Труп Листопадовой увезли в райцентр на вскрытие. Астахов был помещён в поселковую больницу, где находился под опекой работников милиции. Рана его была неопасной: пуля из саяпинской берданки пробила мягкую ткань, не задев кость. Когда врач дал добро на допрос, Чикуров решил провести его прямо в больничной палате.
Астахов не походил на бродягу. Самое главное, на что обратил внимание Чикуров, — руки у него были ухоженные. Разве что не наманикюренные. Одежда
— опрятная. И это при его житьё-бытьё в тайге, где бичи ютятся черт-те где, даже в землянках и медвежьих берлогах. Ещё Игорь Андреевич отметил, что у Астахова был цепкий, пронзительный взгляд, словно тот пробовал на следователе свои гипнотические возможности.
— Павел Кузьмич, — начал следователь, — кем вам приходится Листопадова.
— Жена и мать моего ребёнка, — последовал ответ.
— Зачем вы освободили её из комнаты милиции?
— Побудь она в ваших застенках день-другой, вы заставили бы её признаться в чем угодно! — Астахов криво усмехнулся.
— Откуда у вас такие о нас представления?
— Если уж в газетах пишут об этом открыто… Впрочем, мне самому пришлось испытать такое, что даже и корреспонденты не могут себе представить в самом кошмарном сне! Когда мозги пытаются свернуть набекрень…
Следователь решил не выяснять, что имел в виду задержанный: это был явно отвлекающий манёвр.
— Ну, допустим, что вы любящий муж и отец, хотя по документам вы не имеете никакого отношения ни к Листопадовой, ни к её дочке, тогда почему вы её убили?
— Чушь! — неожиданно спокойно ответил Астахов. — Убил её участковый.
— Листопадова убита выстрелом в лоб. — Кто бежал впереди неё? Вы! Участковый сзади.
— Ну и что? — пожал плечами Астахов. — Она все время оглядывалась… И потом, у меня пистолета нет. — Он показал вывернутые ладони.
— Тогда, значит, стрелял ваш напарник. Это был Чекист?
— Да, — ответил задержанный.
— Ладно, кем и из какого оружия убита Листопадова, скажут своё слово эксперты. К вашему напарнику мы ещё вернёмся. А сейчас меня вот что интересует: Листопадова похищала в больнице наркотики для вас?
— Лично я их не употребляю, — отрезал Астахов.
— Не для вас так, может, для вашей компании в лесу?
— Я понимаю, вы хотите представить меня бродягой, у которого нет ни цели, ни идеи… Плюс к этому — наркоманом и убийцей, — хмуро произнёс Астахов. — Это не так. Абсолютно! Прежде чем стать тем, кого вы видите перед собой, я прошёл огромный путь. Через заблуждения, страдания, очищение… И если вам нужна моя исповедь… — Он замолчал, выжидающе глядя на следователя.
— Я готов выслушать, — кивнул Игорь Андреевич.
— С рождения до определённого времени я жил, как и все вы, — начал Астахов после некоторой паузы. — Исполнял заповеди и чтил законы вашего общества, был принципиальным. То есть абсолютно беспринципным! Посудите сами. Дома я один — Чук и Гек одновременно. На улице другой — Жиган, помните фильм «Путёвка в жизнь»? В школе я третий — Павлик Морозов… В институте ещё больше преуспел, развивая и утончая вышеприведённую формулу поведения. Активист, степендиат. При распределении получил право выбора. Пошёл в НИИ. Там не был обойдён, раз в квартал имел свою тридцатку, в виде премии, к большим праздникам — благодарность. Наверное, уже привесили ярлык
— какая дрянь выпестовалась? — неожиданно спросил Астахов.
— Просто слушаю, — пожал плечами следователь.
— Самое страшное, я был как все, — продолжил Астахов, — из новой породы, выведенной вашим обществом. Декламировал горьковское «безумству храбрых поем мы песню», а на самом деле готов был вместе со всеми затоптать любого храбреца, отважившегося сказать хоть слово правды! С такими у нас в институте не церемонились.
— Чем вы занимались в НИИ?
— Многими научными проблемами. В том числе проблемами внеземных цивилизаций. Дураком я не был, уверяю вас, зря штаны не просиживал. Публиковался в научных изданиях и популярных. Наверное, я бы мог жить так годы и годы, и, как сказал кто-то из сатириков, ещё как жить! Но… — Астахов многозначительно поднял палец. — В один прекрасный день меня посетила шальная мысль. Она вылилась в интереснейшую теорию, над которой я просидел два года. Мне бы молчать, оформить кандидатскую, а меня распирало!
— похлопал он себя по груди. — Ну, и пошёл я к замдиректора по науке. Он выслушал, похвалил.
