усмехнулся, — легче было добыть улики, чем получить санкцию на арест.
— Что так? — вскинул брови Игорь Андреевич.
— Блинцов — депутат горсовета, — пояснил майор. — Чтобы арестовать его, нужно разрешение отцов города. А они не торопятся его дать.
— А этот дантист? Дончиков?
— Я говорил со следователем. Помимо эпизодов скупки драгоценностей у Бухарцева, зубных протезов с бриллиантами у Сторожук и продажи Блинцову перстня в его деле для нас ничего интересного больше нет. Самое серьёзное обвинение против Дончикова — валютные операции. Оказывается, его квартира была чем-то вроде обменного пункта: несли доллары, фунты стерлингов, франки, лиры, гульдены, иены, марки… Словом, полный интернационал! Дончиков менял их на рубли. Клиенты до сих пор ещё приходят, ну и засвечиваются.
— За квартирой установлено наблюдение?
— Да, Игорь Андреевич.
— А у вас что? — обратился Игорь Андреевич к Кичатову.
— Скворцов-Шанявский, оказывается, действительно консультант… Только не в Госагропроме. Помните, сколько ему по почте приходит газетных вырезок? Насчёт овощей, фруктов?
— Ну? — нетерпеливо произнёс Чикуров.
— Так вот, все эти сведения у Скворцова-Шанявского заложены в память персонального компьютера «Хитачи».
— Расшифровали-таки! — обрадовался Игорь Андреевич.
— Конечно! Пришлось, правда, попотеть одному доктору наук и двум кандидатам… А знаете, для чего это было нужно Скворцову-Шанявскому? — Кичатов оглядел собеседников и пояснил: — Делал огромные деньги на владении информацией! Звонит, к примеру, Скворцову-Шанявскому какой-нибудь перекупщик из тёплых краёв и говорит: есть машина гранатов. Или там черешня, груши, помидоры — в зависимости от региона страны и времени года. Куда, спрашивает, везти, чтобы толкнуть с наибольшей выгодой? Скворцов-Шанявский вводит запрос в свой «Хитачи», и на дисплее мгновенно возникает ответ: город такой-то! Вот и все дела.
— На каких условиях он делился этими сведениями?
— Сама консультация стоила недорого, всего пятьдесят рублей. Но если делец решался воспользоваться ею, то должен был потом отдать Скворцову-Шанявскому пять процентов с прибыли. Он имел уникальные сведения! Урожайность овощей и фруктов по всем республикам, областям и районам. Закупка продукции как у колхозов и совхозов, так и у населения. Наличие складов для хранения. Имеющийся в наличии транспорт для дальних перевозок продукции… Ну и самое главное — спрос!
— И все это он черпал из газетных вырезок? — удивился Латынис.
— Не только. Скворцов-Шанявский имел знакомых в Госагропроме в Союзплодимпорте и так далее.
— Откуда у вас такие сведения? — полюбопытствовал Чикуров.
— Помните, вы обнаружили на столе Скворцова-Шанявского телеграмму с Кавказа? От Немчинова, насчёт партии гранатов?
— Помню. Ну и что?
— Немчинов — матёрый спекулянт! Перекупщик! Один из постоянных клиентов покойного. Он был арестован и дал показания… Аналогичные сведения удалось получить и следователю, который занимался спекулянтами, приезжавшими в Узбекистан к Иркабаеву. Но, Игорь Андреевич, одно мне не ясно. Насколько я понял, эта осень у Скворцова-Шанявского была особенно удачной, он получил от клиентов огромные барыши. А где деньги?
— Их нет. В карты проиграл, — ответил Чикуров. — Одному только Астахову Скворцов-Шанявский продул пятьсот десять тысяч, — ответил Игорь Андреевич.
И он рассказал собеседникам, что ему удалось установить в Нижнем Аянкуте. Обсудить добытые Чикуровым сведения не успели — появились Вербиков с Журом.
Олег Львович поздоровался с находящимися в комнате и как-то просто, по-будничному сказал:
— Не виноват Виктор Павлович. Элементарный навет.
Но за этой будничностью не смог скрыть удовлетворения и даже торжества, что он сумел-таки докопаться до истины.
Коллеги молча, но крепко, от души, пожимали руку капитану. Жур был взволнован, хотел что-то сказать, но из него вырывались лишь какие-то неопределённые междометия, отчего он вконец смутился.
— Ничего, капитан! — подбодрил его Чикуров. — Не понимаю, как вы вообще выдержали такое!
Потом Вербикова забросали вопросами: кто же избил Оресту Сторожук, за что, почему соседи подтвердили чудовищный поклёп на капитана.
— Одного соседа припугнули как следует, — ответил Олег Львович. — Второй посочувствовал Сторожук и сказал то, что она просила. А той старухе просто померещилось. Между прочим, сомнения мои начались именно с неё. Старуха видела избиение из окна своей квартиры, а это приблизительно метров сорок. Когда я попросил её подписать протокол допроса, то прямо-таки обалдел: она никак не могла нашарить на столе ручку! Повёл я старуху к окулисту, и оказалось, что на один глаз она вообще ничего не видит, а вторым — на полметра! Ну а потом выяснилось, что показания и тех двоих тоже не стоят выеденного яйца!
— Так кто же все-таки избил Сторожук? — нетерпеливо повторил вопрос Чикуров.
— Роговой.
— Что? — вскочил Игорь Андреевич.
— Не может быть… — растерянно сказал Кичатов. — Ведь Барон… Я сам видел во Львове, на Лычаковском кладбище… Надпись на склепе…
— Выходит, воскрес наш Барон! — Олег Львович не скрывал сарказма. — Через шестнадцать дней после того, как преставился.
Услышанное произвело эффект разорвавшейся бомбы. Присутствовавшие ошеломлённо смотрели друг на друга.
— Как это произошло? — обрёл наконец дар речи Игорь Андреевич.
— Роговой появился у Сторожук буквально вслед за Журом. Вполне возможно, что наблюдал за ними. Ну, и отделал бабёнку.
— За что? — продолжал допытываться Чикуров.
— За то, что жила со Скворцовым-Шанявским — это раз, — стал перечислять Вербиков. — За продажу Дончикову зубных протезов с бриллиантами
— два. Это ведь его подарок, Барона. Ну и ещё за то, что теперь с этим инженером связалась, с Гридневым. А когда Роговой чуть поостыл, то сообразил, что можно заодно и милиции напакостить. Вот и заставил Оресту свалить побои на Жура. Только он за порог — является Гриднев. Увидел Оресту в синяках и шишках, пришёл в ужас. Она сказала, что избил её капитан. Инженер сгоряча махнул телеграмму в Москву. Винить его нельзя, он был введён в заблуждение.
— Ну, а Роговой, где он? — Кичатову не давало покоя, что Барон обвёл вокруг пальца и Костенко и его. Надо было во Львове проверить и ещё раз перепроверить, зная, какая бестия этот матёрый преступник.
— Сторожук клянётся-божится, что Роговой больше не появлялся, — ответил Олег Львович.
— Цену её клятвам мы уже знаем, — хмуро сказал Игорь Андреевич.
— Мне кажется, что на сей раз она не врёт. Вообще, по-моему, Гриднев влияет на неё положительно: в ней стало просыпаться что-то человеческое.
— Человеческое! — зло сказал Жур. — Если уж сына променяла на деньги и шмотки!
— Как раз на любви к сыну она сегодня и раскололась, — возразил Олег Львович. — Представляете, Виктор Павлович, Ореста даже хотела встретиться с вами, попросить прощения.
— Да меня от одного её вида тошнит! — признался капитан. — Не нужны мне её извинения. Лишь бы этот Мелковский не тиснул статью. Вы бы слышали, как он говорил со мной. Пообещал, что после его выступления в газете от меня только мокрое место останется!
Затем начальник следственной части Прокуратуры республики попросил Чикурова рассказать о ходе расследования. Новостей было много, обсуждение затянулось надолго. Вербикова особенно заинтересовала личность Астахова.
