относятся к нам, молодым! Эти заслуженные, со званиями, лауреаты обступили все кормушки, как тараканы. Насмерть стоят! Не дай бог проскочит что-то талантливое, яркое! Что же тогда будут делать они, серые и убогие?
— Это ты зря, братец, — заметил Леонид Анисимович. — Зачем так мрачно?
— Я ещё мягко выразился! — распалился поэт. — Из года в год, десятилетиями, одни и те же имена! Словно Россия оскудела на новые таланты! Это же мафия: друг друга хвалят, друг друга издают, друг друга награждают…
— Настоящий талант все равно пробьётся, — не соглашался Леонид Анисимович. — Рано или поздно признают.
— Ну да, сначала в гроб положат, а уже потом слезу утирают: какого человека потеряли! — Видя, что Леонид Анисимович хочет что-то возразить, не дал: — Да-да, так было с Николаем Рубцовым, Вампиловым, Высоцким» Шукшиным! При жизни их не больно чествовали. В президиумы не сажали, наградами не забрасывали…
— Шукшину же дали Ленинскую, — сказала Вика.
— Посмертно! — грозно поднял палец Алик. — Когда уже стал не опасен для маршалов и генералов от литературы.
— Зол ты, Алик, зол, — попытался успокоить его Леонид Анисимович. — А злость — плохой советчик. Я не хочу спорить с тобой, но, как мне кажется, для того, чтобы писать стоящие книги, нужно узнать, почём фунт лиха.
— Давайте, давайте, — осклабился Алик, — ещё про Горького скажите, про его университеты…
Ярцев слушал и любовался прекрасной природой Подмосковья. Берёзовые рощи сменялись вековыми соснами, потом они ехали мимо густого молодого ельника. Проскочили какой-то дачный посёлок с богатыми домами на обширных участках. Затем дорога углубилась в лес, и «Волга» некоторое время мчалась одна: не было ни встречных, ни попутных машин. Слева мелькнула голубая ширь, запятнанная белыми парусами яхт.
— Красота, а? — кивнула в окно Вика.
— Изумительно, — согласился Глеб.
— Скоро будем на месте.
Из-за поворота навстречу им выехал иностранный автомобиль.
«Вольво», — отметил про себя Ярцев, когда лимузин, сверкая серебристым кузовом, проскочил мимо.
— От Решилина небось, — заметил Алик.
— От кого же ещё, — усмехнулся Леонид Анисимович. — Он за рубежом гремит, пожалуй, больше, чем у нас в стране.
«Решилин, Решилин… — повторил по себя Ярцев. — Что-то очень знакомое».
— Художник, что ли? — вспомнил он вслух.
— Точно, — кивнула Вика. — К нему едем.
Глеб чуть не подскочил, не переставая удивляться Вике: иметь в приятелях такую знаменитость!
«Волга» свернула и скоро остановилась у высокого глухого забора. Алик выскочил из машины и нажал кнопку у ворот. Звонка не было слышно, но из глубины двора раздался лай нескольких собак. Минуты через две в щели забора мелькнули чьи-то глаза, и ворота медленно раздвинулись.
— Привет, Оленька! — помахал Леонид Анисимович женщине лет тридцати, стоящей в окружении трех громадных псов. Она была одета в яркий ситцевый сарафан. Миловидное русское лицо её было обрамлено прямыми волосами, сходящимися за спиной в тугую длинную косу.
— Вот молодцы, вот молодцы, — приветливо проговорила Ольга. — Как обещали, так и приехали.
Леонид Анисимович въехал на участок и заглушил мотор. Взяв с сиденья какие-то свёртки, он вручил их женщине.
— Прошу, все, что просили.
— Ой, спасибочки, — обрадовалась Ольга. — Сейчас рассчитаюсь с вами.
— Там написано сколько, — сказал Леонид Анисимович.
Глеб заметил на свёртках какие-то цифры, написанные карандашом.
Вика поздоровалась с женщиной как со старой знакомой. Алик, видимо, был здесь тоже не в первый раз.
— А это мой земляк, — представила Глеба Вербицкая, — вот с таких лет дружили.
— Милости просим, — чуть поклонилась Ольга.
И Ярцеву стало легко и приятно от этой простоты, которой веяло от женщины.
— Сестра Решилина, — шепнула ему Вика, когда все двинулись в глубь участка. — За хозяйку здесь.
Участок был огромный и казался пустынным, так как деревьев здесь росло мало. Преимущественно сосны, уходящие высоко в небо своими старыми вершинами. На солнечной стороне вдоль забора тянулся малинник с аккуратно подвязанными к шестам стеблями. Возле него стояло несколько ульев.
Дом располагался на противоположной стороне участка. Он напоминал деревянные хоромы, которые Глеб видел на Архангельщине и Псковщине, куда ездил как-то в турпоездку. Рубленая махина, пологая лестница в виде крытой галереи вела на второй этаж. Крыша покрыта дранкой. От строения веяло замшелой стариной.
Словно в дополнение к ней на участке косил траву высокий старик с косматыми волосами и бородой, одетый в белую холщовую рубашку и порты.
Когда прибывшие подошли к нему, косарь вытер рукавом пот со лба и произнёс:
— Точность — вежливость королей.
«Батюшки, — остолбенел Ярцев, — так это же Решилин!»
Вблизи ему можно было дать чуть больше пятидесяти. Это издали художник выглядел стариком.
Решилин поздоровался со всеми за руку, а когда очередь дошла до Глеба, спросил:
— Вы и есть тот самый школьный приятель Вики? — Глеб кивнул. — Что ж, давайте знакомиться: Феодот Несторович.
Ярцев назвал себя, поражаясь, как точно соответствовало облику хозяина его имя, которое уводило в прошлые века, воскрешало предания и поверья.
Решилин был бос. Говорил он на «о».
— Ведро нонче, — посмотрел на небо художник. — Окунуться будет в самый раз. — Он гостеприимным жестом показал в ту сторону, где был край участка, заросший ветлами.
Гурьбой пошли к дому. Ярцева Решилин буквально заворожил. Его размеренный голос, сухопарая жилистая фигура, угадывающаяся под просторной крестьянской одеждой.
Глеб вспомнил все, что читал и знал о художнике. Любая выставка — сенсация, попасть невозможно. А на выставках споры, споры до хрипоты. Пару репродукций решилинских творений Ярцев видел в каком-то журнале — не то Куликовская битва, не то битва при Калке, в общем, сюжет исторический.
Подошли к дому. За ним был разбит цветник. А дальше, за частоколом ветл, была вода. Она рябилась солнечными зайчиками, манила, притягивала к себе.
На высоком противоположном берегу горбатился лес, а мимо него стремительно летела на подводных крыльях «Ракета».
— Батюшки! — вдруг вскричала Ольга. — Потравит цветы!
Глеб обернулся. В зарослях настурции он увидел… барашка. Заметив бегущую к нему женщину, барашек взбрыкнул и пустился наутёк. Алик присоединился к погоне. Животное, ловко увёртываясь от людей, кругами двигалось по цветочным грядкам, запуталось в гибких лозах климатиса, обвившего декоративную решётку. И вот так, в попоне из листьев и сиреневых звёзд, угодило в руки крепкого мужчины, вышедшего из времянки, расположенной у цветника.
Барашек, жалобно блея, вырывался, но его держали намертво.
— Гляди-ка, — улыбнулся Леонид Анисимович, — шашлык сопротивляется!
Подошли запыхавшиеся Ольга и Алик.
— Вот чертяка, — вздохнула хозяйка. — Слопал три куста настурции.
— Губа не дура, — откликнулся Леонид Анисимович. — В Южной Америке это деликатес. Особенно почки
