— С покупателей, дорогой мой, с вас, откуда же ещё! — ответил Леонид Анисимович. — Обсчёт, обвес…
— Но каким образом? Я вчера покупал в универсаме колбасу: электроника. Вес — до грамма, цена — до копейки.
— Э-э, — протянул с улыбкой Жоголь. — Техника в руках человека! Вон в одном московском ресторане поставили финскую электронную кассовую систему. И что вы думаете? Её быстренько вывели из строя.
— Не знаю, не знаю, — бормотал Пётр Мартынович в замешательстве. — Видеть, что творится, и…
— Дорогой Пётр Мартынович, попробуйте залезть в мою шкуру, — обиделся замдиректора гастронома. — Ну пойду в управление, в министерство, скажу: Цареградский — взяточник! Там, естественно, спросят: где доказательства? Никто же не признается! А мне ещё и аукнется: порочу передового директора! Разве не так?
— Неужто нет других способов?
— Писать анонимки? Не в моем характере. Если я имею что сказать, то делаю это в открытую. Хотя на меня и смотрит кое-кто: взяток не беру, продукты не ворую. Белой вороной считают.
— Ох и не сладко, наверное, вам, Леонид Анисимович! — посочувствовала хозяйка.
— Как в стае волков, — осклабился Жоголь.
— Как же они вас терпят? — спросил Пётр Мартынович. — Недаром говорят: с волками жить — по- волчьи выть. А вы не желаете. Не растерзают?
— Сдюжим, — улыбнулся Леонид Анисимович.
— Когда же начнут наводить порядок в торговле, а?
— Сначала нужно вырвать всю сорную траву! — решительно сказал Леонид Анисимович. — С корнем!
— Куда уж больше. Только и читаешь в газетах: там арестовали целую группу, там посадили чуть ли не всех ответственных лиц.
Пётр Мартынович вдруг спохватился, глянув на часы:
— Как ни славно с вами сидеть, а нужно в город. Пока обойдёшь всех чиновников, соберёшь десятка полтора подписей…
— Мы тоже скоро в Москву, — сказал Жоголь. — Хотите, подбросим?
— Вот было бы здорово! — обрадовался Пётр Мартынович, и, смущённый, попросил Решилина показать свои картины.
— Ради бога, — просто ответил художник.
Гости двинулись к дому.
Глеб спросил у Вики, кто занимает спальню, где он переодевался.
— Феодот Несторович… А что?
— Словно келья отшельника. Библия…
— Его настольная книга.
— А семья у Феодота Несторовича есть?
— Нет.
— Он что, никогда не был женат?
— Когда-то в молодости был. Разошёлся. Говорит, мешало ему писать картины, полностью отдаваться живописи.
— Прямо по Толстому…
— Что ты имеешь в виду?
— Лев Николаевич где-то высказал мысль: если, мол, сильно полюбишь женщину, то не сделаешь того, что задумал в жизни.
— А сам был очень привязан к Софье Андреевне. Вон сколько детей наплодил.
— Великие люди толкают идеи, но вот всегда ли следуют им? — усмехнулся Глеб.
Ярцев оделся — появиться в плавках в мастерской посчитал кощунством — и поднялся на второй этаж. Он невольно зажмурил глаза: после полутёмной лестницы огромная, во весь этаж, комната полыхнула ярким освещением. Один скат крыши, — его не видно, когда идёшь от ворот к берегу, — был застеклён, и солнце заливало помещение. Его свет словно ещё больше раздвигал стены. Пахло свежеструганым деревом, олифой.
Решилин, Жоголь и Пётр Мартынович, стоявшие в противоположном конце у небольшого верстака, словно затерялись в этом пространстве.
Ярцев огляделся. Куда ни посмотри — везде картины.
Пересекая мастерскую, Глеб ощутил странное волнение — словно вступил в храм.
Решилин держал в руках доску для будущей картины.
— Я, видите ли, не признаю холст, — объяснил он. — Разве можно сравнить! — Художник нежно погладил обработанную золотистую поверхность, на которой были чётко видны ровные, будто под линейку, линии волокон.
— Что за дерево? — спросил Пётр Мартынович.
— Липа… Лучше всего. По ней и работали наши славные предшественники… Можно, конечно, и другое. Главное — чтоб ни единого сучка! Тогда краску не разорвёт, не раскрошит и за двести — триста лет! Даже больше.
— А какими красками пользуетесь? — продолжал расспрашивать Решилина его бывший учитель.
— Сам готовлю, — Феодот Несторович показал на длинный массивный стол, уставленный банками, бутылками, коробками, ящичками, ступами, разноцветными камешками и кусками янтаря. — По старинным рецептам.
— Где же вы их раскопали? — удивился Пётр Мартынович.
— Пришлось потрудиться… По крохам отыскивал. В древних рукописях, по монастырям ездил, храмам… Да и сам экспериментирую. — Художник улыбнулся.
— Ольга называет меня алхимиком.
Он взял банку, отвинтил крышку.
— Олифа? — вопросительно посмотрел на хозяина Пётр Мартынович, принюхиваясь к духовитому запаху.
— Да, — кивнул Решилин. — Покроешь картину — краски словно живые! А чтобы добиться идеальной прозрачности, стойкости — не один и не два дня нужно простоять на ногах. — Феодот Несторович кивнул на газовую плиту. — Масло идёт только конопляное или маковое. Но главный секрет — вот он! — Решилин поднял со стола кусочек янтаря, повертел в руках. — Тут все зависит от того, как его истолчёшь. Надобно тонко-тонко, чтобы — как пух! Потом разогреешь посильнее, пока янтарь не потечёт, — и в кипящую олифу. Такой янтарной олифой пользовались в старину в исключительных случаях — для особо чтимых, драгоценных икон.
— Господи, это же адский труд! — восхищённо и почтительно произнёс Пётр Мартынович. — Какое же надо иметь терпение?
— А вспомните, как при Рублёве готовили материал для грунта под фрески… Известь гасили сорок лет. Представляете, сорок! — поднял палец Решилин. — Оттого мы с вами и можем наслаждаться их творениями через пять веков!
— Даже больше, — решил снова продемонстрировать свою эрудицию Ярцев. — Например, в Успенском соборе Кремля, построенном ещё при Иване Калите, в тринадцатом веке…
— Простите, Глеб, тут вы не точны, — мягко возразил Феодот Несторович.
— Того храма, увы, давно не существует. Как и росписей. На этом месте теперь стоит другой, с тем же названием.
— Разве? — растерянно пробормотал Глеб. Ему хотелось сквозь землю провалиться за свою оплошность.
— Да-да, в четырнадцатом, — повторил художник. — Но вы правы, что сохранились шедевры русской иконописи ещё более раннего периода… Вот, например.
Решилин подошёл к небольшой иконе в богатом серебряном окладе, висевшей на стене. Гости — за ним.
— Георгий Победоносец, — продолжал хозяин. — Любимый русским народом святой, его защитник.
