нашёл выход. — Он хитро посмотрел на собеседника. — Подсадку использую. Мои люди задают нужные вопросы.
— Как в цирке? — засмеялся Ярцев.
— А что делать? — с улыбкой развёл руками Юрий Васильевич. — Жизнь учит, как надо приспосабливаться в стремительно изменяющихся условиях. Но вообще-то я больше люблю, когда заказывают брошюры, статьи в газеты, журналы. Шеф не беспокоит. Сиди себе, скрипи пёрышком.
— А кто получает гонорар?
— Тот, чья фамилия под материалом.
— Но ведь пишете вы!
— У меня — зарплата, — усмехнулся Юрий Васильевич.
— У министра тоже, — сыграл в наивность Глеб. — И куда больше вашей. Если вдуматься, — а не пахнет ли здесь нетрудовыми доходами? — поддел он собеседника.
Помощник обошёл этот вопрос и сказал:
— Министр всегда берет меня в загранкомандировки. Какой-никакой, а навар. Компенсация в определённой степени.
За разговором они не заметили, как к ним подошла Вика.
— Ну как тебе, а? — спросила она у Глеба.
— Что? — не понял тот.
— Посмотри, какая красота! — обвела рукой участок Вербицкая.
— Да-да, здорово, — согласился Глеб, который, по существу, так и не успел хорошо разглядеть его, хотя был несколько удивлён тем, как помощник министра распорядился землёй — большую часть занимал газон.
— Ой, Вика, не надо преувеличивать, ничего особенного, — постарался предупредить её восторги Юрий Васильевич.
— Ну-ну, не скромничай, — сказала Вербицкая и потащила Глеба к рядку штакетника, увитого лозами с… клубникой. — Прелесть, правда?
— Первый раз вижу такую, — признался Ярцев. — Неужели действительно клубничка?
— «Гора Эверест», — пояснил хозяин. — Ешьте, пожалуйста.
Повторять дважды не пришлось. Гости с удовольствием полакомились ягодами. Вербицкая на этом не успокоилась, повела Ярцева к теплице.
— А вот дыньками угостить не могу, — сказал Юрий Васильевич. — Рано ещё.
— Дыни?! В Подмосковье?! — поразился Ярцев.
В теплице дозревали на земле круглые плоды. Одни были уже желтоватые, другие — с зеленоватой кожицей.
— Эти вот — сорта Золотистая, — показал на первые хозяин. — А это — Грибовская.
— Я смотрю, вы не очень-то жалуете фруктовые деревья, — обратился к помощнику министра Глеб.
— Знаете, что говорили древние? Зрение ничем так не наслаждается, как мягкой, тонкой невысокой травой, — сказал Юрий Васильевич. — Я сюда приезжаю для отдыха, а не для производства овощей и фруктов. Клубника и дыни — скорее для души, а не для желудка.
Они пошли к дому, и Юрий Васильевич негромко попросил Глеба:
— Мама покажет своих питомцев, вы уж не пожалейте комплиментов, хорошо?
— Ради бога! — откликнулся Ярцев.
— Уважите её, а меня тем самым — ещё больше.
Вера Марковна — так звали родительницу Юрия Васильевича — только, казалось, и ждала, чтобы продемонстрировать новому гостю «ферму», как она выразилась.
В крохотной вольере у сарайчика возились в земле полдюжины молодых индюшек под присмотром дородной мамаши. Вера Марковна стала объяснять Глебу, какие это интересные животные, как они любят её.
— Вы знаете, — уверяла она Ярцева, — мне кажется, что они понимают, когда я с ними разговариваю. Честное слово.
Глеб подошёл поближе к сетке, и индюшка вдруг, растопырив крылья и распушив хвост, зашипела на него.
— Смотри-ка, бдительная мамаша, — заметил Глеб.
— Папаша, — поправил Юрий Васильевич.
— Да? — удивился Глеб.
— Это индюк, — подтвердила Вера Марковна. — Видите ли, их мать снесла яйца и померла. Высиживать пришлось отцу…
— Ну, старик, — засмеялась Вика, — спутать индюка с индюшкой…
— То-то, я гляжу, странная индюшка, — смутился Ярцев.
Вика спохватилась: пора было двигаться в Москву. Да и Глеб тоже спешил. Он договорился в ту ночь, когда бродил с Великановым, поехать с ним на дачу к Алику Еремееву. Киноартист, оказывается, был хорошо знаком с начинающим поэтом.
Вера Марковна огорчилась, что гости не смогут остаться подольше: она затеяла пироги.
Юрий Васильевич проводил Глеба и Вику до участка Вербицких.
— А где Григорий Петрович? — спросила Виктория.
— Уехал, — ответила Татьяна Яковлевна.
— Так быстро?
— На твоего отца ни с того ни с сего напустился, — поджала губы Вербицкая-старшая.
— Больно учёный, — сердито подхватил подошедший Николай Николаевич. — Сейчас все в умники лезут! Газет начитались! Им лишь бы покритиканствовать! Тоже мне, ниспровергатели! Хотят в мгновение ока рай на земле создать. Посмотрим, что из этого получится.
— Ладно, Коля, не нервничай, — успокаивала его жена. — Тебе оправдываться, а тем более стыдиться нечего. Ты своё отпахал. Дай бог, чтобы все так горели на работе!
Вербицкий ещё немного поворчал, но скорее для проформы. Слова Татьяны Яковлевны подействовали на него как лекарство. Он нарвал цветов, овощей и зелени для дочери, сердечно простился с Глебом, попросив его не забывать их, стариков.
Когда Вика с Ярцевым отъехали, они долго махали им вслед.
По дороге в Москву говорили мало. Каждый думал о своём. Виктория подвезла Глеба к памятнику Юрию Долгорукому, где они и расстались до вечера. Вербицкая пообещала приехать на вокзал проститься.
Артист опоздал на целых полчаса. Глеб уже подумал, что тот не придёт, но тут возле Ярцева остановилось такси.
— Привет! — распахнул дверцу Великанов. — Садись!
Облегчённо вздохнув, Глеб плюхнулся на заднее сиденье рядом с киноартистом, и машина тронулась.
— А я тебе все утро названивал в гостиницу, хотел предупредить, что задержусь, — вместо оправдания сказал Великанов.
— Ничего, бывает.
— Понимаешь, неожиданно вызвали на пересъёмку, — продолжал Великанов.
— Только что закончили.
— Значит, мы сейчас на электричку? — спросил Ярцев.
— Зачем, прямо до места, — откинувшись на спинку, небрежно сказал Великанов.
— И далеко нам? Я ведь ещё плохо ориентируюсь.
— Не очень. Под Звенигородом. Я шефу уже сказал, — кивнул на водителя Великанов.
Тот повернулся к ним и радостно сообщил:
— Довезу как надо, мужики!
Всем своим видом он давал понять, что считает за честь везти знаменитого киноартиста.
— Отдыхать на даче у Алика — одно удовольствие! — закатил глаза артист. — Ты у него бывал?
— Нет, — ответил Глеб. — Я же тебе говорил: дела, диссертация… Это же мой хлеб!
