'Что ж он так, — думала она о Кащее, шагая по подземному ходу. Птах тихонько семенил следом. — Замок хорошо замаскирован был, а тут такую лазейку оставил, заходи любой. А, может, он и не знал о нем ничего? Вряд ли… Чего голову зря ломать? — остановила она сама себя, — радуйся, что выбрались в тот раз. Не было бы этого хода, что тогда?'.
— Птах, далеко ещё? — и замерла недоуменно. Впереди был тупик.
'Как же так? Никаких ответвлений не было, я не могла просмотреть, — от удручающего созерцания коричнево-желтых глинистых стен с влажными потеками и бесконечных луж под ногами кружилась голова. — Мы ведь прошли здесь'.
Людмила вглядывалась в скальный монолит, выросший на пути, и ничего не могла понять. Неяркий огонь её светлячка скользил по зеркальной поверхности камня, как луч солнца по водной глади, в таком же ореоле радужных бликов. Ведьма оглянулась на Птаха:
— Все, пришли… — и прочитала на его рожице явное облегчение. Он был готов повернуть обратно прямо сейчас.
Людмила хорошо понимала его — бесенок, как прирожденное воплощение самой сути природы, крайне плохо чувствовал себя в подземелье: — 'И все равно пошел со мной, не то, что Баюн…' — и с грустью подумала, что котофей с его изворотливостью и советами (по поводу и без) пришелся бы очень кстати. Она потрогала стену — убедиться, что глаза её не обманывают, и расстроилась ещё больше. Сплошной камень…
— Чего стоим, чего ждем? — послышалось сзади.
'Теперь ещё и голоса потусторонние появились…' — ведьма оглянулась и, едва не подпрыгнув от неожиданности, уставилась на ухмыляющуюся морду «дезертира».
— Ну вот, мне не рады, а я-то думал… — обиделся кот, — хотел сюрприз сделать.
— Какой сюрприз? У нас уже один есть, — она широким жестом указала на преграду, вставшую на пути.
— Это, что ли? — Кот прыгнул вперед, без труда прошел сквозь стену и как в воду канул. Ни ответа, ни привета. Людмила потопталась немного и уселась на пол, благо привычных луж под ногами не было. Куда теперь без кота возвращаться — надо ждать.
Тишина давила на уши, безысходность терзала душу.
Помаявшись немного, уткнулся в подмышку ведьме Птах и засопел, забавно причмокивая во сне. Вслед за ним начала подремывать и сама чародейка. Едва тлеющий огонек замерцал, вспыхнул напоследок ярче звезд и погас окончательно.
Кто-то изо всех сил хлопнул её по плечу. Людмила вскочила и не сразу поняла, где она — настолько реальным был её сон.
Ещё один удар из темноты едва не свалил ведьму с ног. Она сотворила огонек. Он вспыхнул ярче прежнего — радовало, что силы помаленьку возвращались — и увидела перед собой разгневанного кота.
— Я не пойму, вы что, спать сюда пришли? На секунду отлучился, вернулся, пожааалуйста, — издевательски протянул он, — сонное царство. Спасатели аховы! — Вдруг во весь голос рявкнул котофей. — Бери вас всех голыми руками!
— На сколько? — спросонья Людмила соображала очень туго, но, судя по тому, как она себя ощущала, прошло часов десять, не меньше. — Да тебя не было целую вечность! Что еще делать было?
Чародейка уставилась на стену за спиной Баюна. Теперь, при более интенсивном освещении, на непроглядном черном фоне проступил узор из серо-коричневых разводов. Людмила всмотрелась — пятна поплыли перед глазами, неуловимо быстро сблизились, стали ярче, на стене отчетливо проявилось лицо приснившейся ей женщины. И тут ведьма…
Ведьма опять очутилась в своем сне.
Темный зал был слабо освещен. В серебристо-серых плоских чашах, расставленных прямо на каменном полу, едва теплился огонь. Высокая тучная фигура в свободном плаще с наброшенным на голову капюшоном, так что лицо скрывается в тени, по сложной траектории проходит от светильника к светильнику, по очереди переворачивая каждый. Они падают, выплескивают горящую жидкость, которая на короткий миг ослепительно вспыхивает. Яркие вспышки озаряют стоящего чуть в стороне, на границе света и тьмы, кряжистого человека. Длинные волосы его забраны в хвост кожаной лентой, борода заплетена косицей, перевязь с внушительным тесаком без ножен, грубая кожаная куртка и такие же штаны. Мужчина, опустив голову, исподлобья наблюдает за ритуалом.
Фигура в плаще застыла неподвижно, ожидая ответа на свои действия. Расплесканная на пол жидкость догорела. Зал погрузился в темноту, но ненадолго. Поверхность пола засветилась сама по себе. На ней проступили линии и странные символы, сплетающиеся в сложный багряный узор. Проводящий обряд сбросил плащ, неуловимым движением переместился в центр рисунка. Внезапно стало светло, как днем, и Людмила увидела внутри пентаграммы чешуйчатую тварь с коротким толстым хвостом. Гладкие черные волосы падали на лицо, скрывая его… Нет, их… У твари было три лика…
Рассмотреть ее Людмиле толком не удалось. Кроваво-красная звезда оторвалась от пола, зависла в воздухе, закружилась вокруг существа, с каждым мгновением убыстряя свое движение, пока не превратилась в черный вихрь.
Очертания тела твари поплыли, как воск сгорающей свечи, потом вокруг развернулись лепестки огненного цветка. Они сомкнулись над её головой и спустя мгновение (или вечность?) осыпались на пол легкими пепельными хлопьями.
В центре зала, безвольно опустив руки, стояла обнаженная женщина. Слабое свечение исходило от нее. Она открыла глаза. Счастливая улыбка осветила прекрасное лицо. Мужчина стремительно кинулся к ней и едва успел подхватить на руки падающее тело:
— Получилось, — прошептал он, — мы смогли, — и принялся топтать опрокинутые чаши. Они вскипали краткими всполохами, но против ярости человека устоять не могли, и свет их угасал окончательно и бесповоротно.
Но перед тем как в зале воцарилась первозданная тьма, Людмила успела увидеть ещё одного человека, прижавшегося к стене. Он следил за происходящим, не отрывая глаз…
Вот именно здесь её и хлопнули по плечу, не дав досмотреть сон до конца.
— Я уже видела это лицо, — медленно проговорила ведьма, — во сне… — она сморгнула, и перед ней опять проявилось узорочье хаотично разбросанных пятен.
Оба спутника чародейки уставились на неё как на помешанную.
— Я всегда считал, что нездоровая атмосфера подземелий влияет на рассудок, — авторитетно заявил котофей, — то ли дело под ясным солнышком бродить, да чистым воздухом дышать полной грудью. И не смейте мне возражать… — добавил он строго.
Птах, как обычно, промолчал, но всем своим видом выражал согласие с Баюном.
— Да кто бы думал? — фыркнула Людмила. — У тебя опыт бродяжничества поболе моего будет.
— Путешествий… — поправил её кот. — Потому и спрашиваю — чего застыла, как лист перед травой. Дальше пошли, пока совсем не сбрендила.
— Куда? Ты что, не видишь, камень впереди…
Котофей покосился за спину, хмыкнул и просунул правую лапу прямо в стену. Людмила ахнула — ту, словно ножом срезало, ровно вполовину.
— Але, оп! — Баюн помахал целой невредимой конечностью. — Никакой стены здесь нет… Морок для болванов.
— Ну, как же так? — ведьма со всего размаху стукнула по преграде кулаком. Боль отсушила руку до плеча. Людмила заплясала на месте. — Птах, ты ТО же видишь, что и я? — Бесенок утвердительно кивнул.
— Вы оба находитесь в плену своих представлений. Камень должен быть твердым, вода — мокрой, а мед — сладким.
— А что, бывает по-другому?
— Да, — кот ухватил бесенка и подтолкнул его к стене, — представь, что перед тобой облако. Просто туманное облако, непроницаемое взглядом, но вполне преодолимое для тела… Шагай!
Птах нерешительно, делая странные движения, наполовину вошел в стену и замер. Его задняя половинка с нервно подрагивающей кисточкой на хвосте смотрелась диковинным барельефом.
— Давай, не стой! Только не уходи далеко, жди нас, — крикнул ему вслед Баюн и озабоченно пояснил, — похоже, там время течет иначе, чем здесь. Не хватало нам ещё потерять друг друга. Теперь ты… — приказал он чародейке.
Людмила тяжело вздохнула, прикрыла глаза, сосредотачиваясь, и со всего маху хрястнулась головой о камень, да так, что гул пошел по всему подземелью.
— Ничего не можешь! — досадовал кот. — А ещё ведьма! Чему ты училась только? Ты должна уметь мыслить абстрактно, а ты дуром прешь! Совсем башка не варит?
Под пальцами наливалась болью громадная шишка. Чародейка легко поглаживала её, шепча обезболивающее заклинание, и поедом себя ела за излишнюю доверчивость: — 'Облако… Какое там, гольный камень… но ведь Птах прошел? Значит, и я смогу. Соберусь с силами и преодолею этот чертов барьер'.
— Ещё попробуешь?
— Дай сконцентрироваться. — Биться о стену опять не хотелось никак. Своя голова, чай, не чужая.
— Есть ещё один способ пройти, — заявил кот, немного подумав, — отключив мозг. Полностью.
— Это как?
— В бессознательном состоянии.
— В обморок падать по заказу я не умею.
— Я помогу…
В себя пришла Людмила уже по ту сторону барьера. Она сидела на холодном каменном полу, привалившись к стене. В обе стороны от нее уходил подземный ход. Правда, дышалось здесь не в пример легче, но голова была, как чугунная. Рядом с первой шишкой наливалась другая.
— И где стена?
— Похоже, барьер односторонний, как мембрана, потому мы так долго и выбирались отсюда.
— Понятно…
— Ну вот, — успокаивающе сказал Баюн, виновато прижав уши. Чуял, чуял он, что был неправ. — Видишь, моя теория работает.
— Твои проделки, паразит? — ведьма потирала свезенный локоть. — Волоком небось тащил?
— Ага, — кивнул кот, — толстая ты стала. Хорошо, хоть здесь Птах помог.
Людмила представила себе картину и расхохоталась: — кот и бесенок, задыхаясь от натуги, тянут на себя половинку бесчувственного тела, словно рыбачьи сети с богатым уловом.
— А если бы я там застряла, — поинтересовалась она, — тогда что?
— Судьба… — развел лапами Баюн. — Против неё не попрешь.
'С таким напарником я стану либо фаталисткой, либо трупом. Другого не дано. — Людмила огляделась. — Похоже, мы уже близко. Стены обложены камнем, воздух сухой и… — она поморщилась. — Воняет-то как… Откуда?'
Волны тошнотворного запаха накатывались одна за другой. Преодолевая отвращение, стараясь дышать только ртом, Людмила шла за котом. Тот легконогим аллюром скользил в зыбком полумраке тоннеля, даже не тормозя на поворотах. У ведьмы сложилось мнение, что путь этот им хожен не единожды.
— Такое ощущение, что скоро задохнусь, — пожаловалась ведьма.
— Здесь небольшой подъем, — обернулся кот, — мы почти пришли.
