Запретное пламя

своего гнедого.

Бок о бок они поскакали на «Сэкл Си».

ГЛАВА 14

У Рэйфа вырвался жест раздражения.

– Черт побери, Кэтлин. Ты не можешь ехать, и все тут. На тропе нет места для жен­щины.

– Точно так же говорил мой отец – отпари­ровала Кэтлин.

– Да, он был прав. Я хочу, чтобы ты дала слово, что останешься здесь, пока я не вернусь.

В глазах Кэтлин сверкал вызов. Казалось, они метали зеленые молнии.

– Я еду, и все. Кажется, ты забыл, что это мой скот. Я имею право ехать с вами.

– У тебя совсем нет прав, за исключением тех, которые даю тебе я, – перебил Рэйф. – Ты моя жена, и я говорю, что ты останешься здесь, в доме, потому что твое место здесь.

Кэтлин сердито смотрела на мужа. Она была слишком разозлена, чтобы возражать. Как он смеет так с ней разговаривать! Подумать толь­ко, никаких прав! Ранчо принадлежит ей, скот тоже, и она будет делать так, как хочется ей. И если это ему не нравится, ничего не попи­шешь.

Рэйф ругался про себя. Он пытался урезонить ее, пытался угрожать, а сейчас пытается запугать ее, но ничего не помогает. Так или иначе, он знал, что Кэтлин решила сопровождать стадо до форта Ларами, и устал усмирять ее.

– Кэти, пожалуйста, сделай, как я прошу.

Она почувствовала, как ее гнев улетучива­ется от этой мягко высказанной просьбы. Она почти согласилась, но потом покачала головой:

– Я еду, Рэйф.

Он понял, что побежден.

– Мы выезжаем с первыми лучами солнца. Будь готова, или мы уедем без тебя.

Это была пустая угроза. Он не мог уехать без нее. Зная Кэтлин, он не сомневался в том, что она просто последует за ним и, возможно, нарвется на неприятности или потеряется. Он не мог этого допустить. К тому же ему не хоте­лось спать одному в течение следующих не­скольких месяцев, думая, все ли с ней в по­ рядке дома.

Кэтлин торжествующе улыбнулась.

– Я буду готова.

На рассвете они уже были на тропе: восемь­сот голов скота, за которыми нужен глаз да глаз, шестеро мужчин и одна женщина, едва скрывающая свое волнение. Поли и Расти ос­тались, чтобы присматривать за ранчо.

Рэйф ехал рядом с Кэтлин.

– Ты уверена, что не передумаешь? Это ведь поездка не на одну ночь, Кэти. Мы будем дви­гаться в течение нескольких недель.

– Я еду с тобой, Рэйф.

Рэйф кивнул и, закрепив ремешок на шее, забросил шляпу за спину. Пока скот сам пой­дет по тропе, пройдет около недели, а до тех пор погонщикам предстояло хорошо порабо­тать.

Часом позже Кэтлин уже почти сожалела о своем упорстве. Коровы мычали, громко про­тестуя против каждого шага, будто зная, что их ожидает в конце тропы. Густые клубы пыли висели в воздухе, и только платок на лице не давал ей задохнуться. Кроме мычания были слышны крики мужчин, пытавшихся заста­ вить стадо двигаться в правильном направле­нии, случайное ржание лошадей и монотонный стук тысяч копыт, сотрясавших землю.

Первый день – самый тяжелый. Нужно увести стадо как можно дальше от знакомой территории. Кэтлин знала, что уставшие коро­вы уже не захотят оторваться от стада, чтобы вернуться на старое пастбище, они будут дви­гаться медленнее, покрывая от двенадцати до пятнадцати миль в день и давая скоту время пастись и набрать вес.

Ковбои ее отца знали что делать: в прошлом они проделывали такой путь не однажды. В первый день Скотт и Нейт ехали впереди ста­да. Хэл ехал сбоку, Джош и Уишфул, которых наняли недавно, погоняли стадо сзади.

В начале пути скот вел себя беспокойно и был готов разбежаться при малейшей возмож­ности. Бренден Кармайкл всегда включал в стадо несколько старых быков, чтобы они успокаивали расшалившихся молодых бычков. Кэтлин заметила, что Скотт сделал то же са­мое.

Это продолжалось пять часов. В полдень ненадолго остановились, чтобы поесть, а потом снова продолжили путь.

Прошло еще шесть часов, пока Рэйф не объ­явил привал. К тому времени Кэтлин была уве­рена, что никогда не вернется в свое нормаль­ное состояние. Ей казалось, что ее ноги останутся навсегда искривленными, как у Уэба. Ее мускулы одеревенели и болели, и ее слегка покачивало, когда она встала на твер­дую землю. Ее сил хватило только на то, что­бы снять с седла снаряжение, а потом она бро­силась на землю и села на попону, скрестив ноги, не понимая, что происходит вокруг.

Уэб вызвался заниматься готовкой на все время пути. Кэтлин следовало бы предложить ему свою помощь, но она не могла заставить себя двигаться. Она едва сознавала, что ковбои устраивают стадо на ночь и что Рэйф назнача­ет караульных в первую очередь, во вторую и так далее. Запах дыма защекотал ей ноздри, когда Уэб зажег костер, чтобы приготовить ужин, и она слышала, как вокруг него собра­лись мужчины, обсуждая события дня. Но к тому времени она уже почти спала.

Рэйф покачал головой, увидев, что Кэтлин спит под раскидистым тополем. Если бы у него был лишний человек, он отправил бы ее до­мой, но теперь уже слишком поздно. Он не знал, будить ли ее на ужин, и решил, что в отдыхе она нуждается больше, чем в еде. На­крыв ее одеялом, он прыгнул в седло и поехал проверять, все ли сторожа на месте.

Уэб приготовил бобы с красным перцем и лепешки из кислого теста, которые встретили всеобщее одобрение, и Рэйф облегченно вздох­нул. Не было ничего хуже, чем провести неде­ли на тропе, вместо еды замаривая червячка, которого даже жевать не стоит. Хороший по­вар лишал мужчин повода ворчать.

Постепенно огонь угасал и стали устраивать­ся на ночь.

Кэтлин спала, подложив руку под щеку, и волосы золотом обрамляли ее лицо. Рэйф по­чувствовал, как внутри него растет знакомое желание, но здесь не было ни времени, ни мес­та для этого.

Завернувшись в одеяло, он растянулся ря­дом, с седлом вместо подушки и шляпой на лице. Даже сейчас он не мог не чувствовать женщину, лежащую рядом. Он слышал тихое дыхание, ощущал легкий аромат ее волос. Он все еще не спал, когда Скотт потряс его за пле­чо и сказал, что сейчас его очередь объезжать стадо.

Ночь была темная, мирная и спокойная. Рэйф объезжал стадо, и когда встречал друго­го сторожа, негромко приветствовал его и ки­вал головой. Большинство мужчин во время объезда тихо напевали, но Рэйф не знал зауныв­ных ковбойских песен, и поэтому он ехал в молчании, думая о Кэтлин и об их будущем.

Следующая неделя прошла в клубах пыли и в седле. Кэтлин пересаживалась к Уэбу в кухонный фургон, когда долгие часы, проведенные в седле, выматывали ее. Старик был неразговорчив, но они довольно хорошо ладили, и она стала помогать готовить, хотя Уэб хотел все делать сам, жалуясь, что ее кофе слишком слабый, а лепешки чересчур малень­кие.

– Подумать только, маленькие! – бормотала про себя Кэтлин, но не спорила. Уэб все-таки повар, а кухонный фургон его вотчина.

Кэтлин не удавалось проводить много вре­мени с Рэйфом, хотя она видела его часто и ночью спала рядом с ним. Она не понимала, насколько ей нравилось засыпать в его объяти­ях, пока не лишилась этого. Теперь, в лучшем случае, он целовал ее и желал спокойной ночи. Она знала, что его чувства к ней не изменились: он сохранял дистанцию из-за того, что вокруг были ковбои, но ночью ей так не хватало его любви. Он научил ее страсти, разбудил в ней такие желания, о существовании которых она раньше и не подозревала, но сейчас она даже не могла дотронуться до него. А он был таким желанным. Она не сводила с него глаз, когда они были рядом, восхищаясь тем, как он скачет на своем скакуне, тем, как взду­вается рубашка на его плечах и спине, как джинсы облегают его стройные сильные ноги. Он хорошо ладил с погонщиками: внимательно выслушивал их жалобы, улаживал споры и смеялся над их непристойными шутками.