к штанге. Ключ был вынут им еще вместе со второй парой наручников и все это время оставался у него в руке, пока он душил Фрэнка. Леоне, кашляя и хрипя, ползком отодвигался от Палача. Внезапно Даллас увидел, как Палач расстегивает держащий его за ногу наручник.
— Беги, Фрэнк! — крикнул он, замыкая штекер на штангу.
Сильнейший разряд тока, осыпав искрами бассейн, ударил, поражая насмерть и Палача, и Далласа. Фрэнк, успев отползти от Палача всего на метр, остался невредим.
Прошло уже довольно много времени, а Розмари все никак не могла поговорить с миссис Леоне. Сердечный приступ оказался очень тяжелым, потом был гипертонический криз. Пожилая женщина уже две недели лежала в постели. Врачи говорили, что желательна госпитализация, но мать Фрэнка наотрез отказалась ложиться в больницу. Естественно, Розмари не могла заговорить о фотографиях, боясь разволновать миссис Леоне. Каждый день девушка заглядывала к матери Фрэнка, посвящая уходу за ней несколько часов. Но вот миссис Леоне начала приходить в себя, вставать, сама одеваться и даже ходить в магазин. Ждать дольше было нельзя. А после того, что сказал ей Фрэнк, от которого Розмари все же скрыла, что его мать больна, чтобы его не расстраивать, девушка буквально по часам следила за улучшением состояния здоровья миссис Леоне. И вот решительный день настал.
— Ты знаешь, — сказала, обращаясь к девушке миссис Леоне, — сегодня я чувствую себя очень хорошо, даже намного лучше, чем до болезни.
— Я очень рада за вас, — улыбнулась Розмари. Она вышла из комнаты на кухню и закурила, чтобы
придать себе решимости. Миссис Леоне вытирала тряпочкой пыль и что-то напевала. Через несколько минут Розмари вошла в комнату.
— Я не хотела вам говорить, — обратилась она к миссис Леоне, — вы были больны, но неделю назад я ездила в «Бэйкли» и виделась с Фрэнком.
— О, Господи, — всплеснула руками женщина.
— Он лежал в лазарете, они издевались над ним в карцере, они убили его друга…
И Розмари рассказала миссис Леоне о всех испытаниях, которые обрушились на се сына.
— Драмгул не отстанет от него, — продолжала девушка. — Единственный шанс избавить Фрэнка от опасности — это представить в суд обвинительные документы против Драмгула по делу Норта. Вы знаете, что я говорю о фотографиях. Они были сделаны в День независимости и флаг на заднем плане является доказательством алиби Норта, поскольку школьная касса была ограблена в тот же день.
Розмари замолчала. Миссис Леоне стояла, не двигаясь. Тряпочка была по-прежнему зажата в се руке.
— Я умоляю вас, — сказала вновь Розмари, она была готова вот-вот расплакаться, и в словах ясно слышались чувства, охватившие ее. — Ведь эти фотографии у вас. Отдайте мне их, Фрэнк в смертельной опасности. Что будет в них толку, если мы опоздаем? Если Драмгул спровоцирует как-нибудь Фрэнка и набавит ему срок или даже покалечит или убьет его? Я умоляю вас, миссис Леоне!
Розмари не выдержала и заплакала.
— Подожди здесь, — тихо сказала мать Фрэнка и вышла из комнаты.
Розмари осталась одна, она ни о чем не думала, только всхлипывала и вытирала платочком слезы. Прошло минут десять, наконец миссис Леоне вернулась в комнату. В руках у нее был голубой конверт. Она раскрыла его и выложила на стол перед Розмари несколько фотографий. Знакомый дом с колоннами, а на фоне его — миссис Леоне в клетчатой юбке и голубой блузке, а через плечо перекинута сумка, а рядом с ней стоит невысокого роста лысоватый мужчина с добродушным выражением на лице, в правом верхнем углу развевается звездно-полосатый флаг. Несколько фотографий, где миссис Леоне и мистер Норт смотрят то друг на друга, то в объектив. Розмари внимательно рассматривала снимки и вдруг на одном из них увидела…да! Несомненно это был Драмгул! Он, видно, заметил, что попадает в кадр и пытался прикрыть лицо руками, но затвор фотоаппарата его опередил.
— Драмгул? — повернулась к миссис Леоне Розмари.
— Да, — ответила та. — А теперь взгляни еще вот сюда.
И она достала из конверта еще одну фотографию. Розмари узнала дверь в квартиру Норта, из которой, осторожно смотря в сторону, выходил Драмгул, в руке его был электрический фонарик.
— Эту фотографию сделала по моей просьбе одна моя хорошая знакомая, которая живет в квартире напротив бывшей квартиры Норта. Она уже старая женщина и не спит по ночам. Когда начались обыски в моем доме и в квартире Норта, я попросила се об этой услуге. Она сказала, что, если я к ней обращусь она засвидетельствует в суде, когда и где она сделала эту фотографию.
— Я сейчас же поеду в суд, — сказала Розмари. — Несомненно, этого будет достаточно, чтобы возбудить против Драмгула уголовное дело, а его самого наверняка сразу арестуют.
Драмгул сидел в своем кабинете. Его довольная улыбка отражалась в четырех погашенных экранах видеосистемы. Четыре Драмгула наливали в четыре рюмки из четырех бутылок коньяка, а пятый, настоящий, хохотал, разглядывая свои отражение.
— Выпьем за победу, друзья! — обратился он к своим отражениям.
— И вдруг зазвонил телефон. Драмгул взял трубку.
— Сэр, говорит дежурный с пятого пульта. Похоже, возникли осложнения.
— В чем дело? — тревожно спросил Драмгул.
— Включите, пожалуйста, видеосистему. Я передам информацию на ваш первый экран.
Драмгул поставил рюмку и включил телевизор. На экране появилось изображение Подручного. Голова его была забинтована, он лежал на носилках. Мутным взглядом Подручный посмотрел в телекамеру и сказал в микрофон, который поднесли к самому его лицу.
— Заключенный Леоне бежал. Двое погибли. Три охранника, включая меня, ранены.
— Драмгул схватил трубку селектора.
— Немедленно усилить охрану. Выставьте оцепление у канала с восточной стороны. Он не мог успеть. Он еще где-то здесь.
Дверь кабинета распахнулась, и в кабинет ворвался капитан Майснер.
— Почему я ничего не знаю?! Почему никто не поставил меня в известность о побеге Леоне?
— Мы боялись подвергнуть опасности жизнь нашего информатора Далласа и потому держали операцию в секрете, — сказал Драмгул.
— Даже от меня?! — вспыхнул Майснер. — Довольно странно, между прочим, что заключенный, которому оставалось меньше трех недель, совершает побег, да еще убивает при этом своего товарища и одного из охранников!
— Хватит, — жестко сказал Драмгул. — Я все вам потом объясню, сейчас не время. Возьмите дополнительный взвод и проверьте канал, я уже распорядился насчет оцепления. Он наверняка будет прорываться там. Мы должны взять его живым.
Майснер посмотрел на Драмгула уничтожающим взглядом, но все же повиновался и вышел из кабинета.
Они выставили оцепление у канала, который проходил у восточной стены тюрьмы. Трубы канализационной системы выходили на канал, располагаясь ниже уровня воды. Для Леоне это был единственный шанс вырваться из тюрьмы, но теперь и здесь толпились полицейские. Прожекторные лучи скользили по поверхности воды. Вой сирен оглашал территорию тюрьмы. Зэков разогнали по камерам. Включили аварийное освещение. Буквально каждый квадратный метр территории теперь был залит ярким светом. На ноги был поднят весь личный состав. Раздали оружие. С короткоствольными автоматами наперевес охранники методично обыскивали все коридоры и помещения. Также методично, метр за метром, прочесывались тоннели подземных коммуникаций. Из Чикаго вызвали аквалангистов.
— Похоже, он ушел, — сказал Майснер, проглядывая в бинокль подернутую рябью поверхность воды. Низкорослый офицер, стоящий рядом с ним, показал влево от стока канализации, где на том берегу виднелись сваи полуразрушенного причала:
— Туда по крайней мере двести ярдов под водой. Вряд ли он смог бы пронырнуть за один раз.
