Дилан начинает соскребать с пола индейку, которая уже прилипла к густой черной массе, в которую иногда превращается сода. Она отрывается вместе с прилипшими к ней непонятными ошметками серого и коричневого цвета. К тому же от нее исходит слабый аромат чистящих средств. И Дилан с огромным аппетитом запихивает все это в рот.
– Так я и знала! – восклицает Джекки, пытаясь вытащить эту гадость изо рта сына. – Я знала, что ты даже не почешешься все это убрать!
– Убрать?
– Да! Убрать остатки бутерброда. Я что тебе, прислуга?! Кто, интересно, это должен был убрать?
И тут Бигл понимает, что он, еле пережив падение, а потом ругательства со стороны игрока, еще должен был думать о бутерброде, размазанном по полу.
– Я… я… – заикаясь, начинает он.
– Потому что я женщина, а ты мужчина. Я умею самостоятельно зарабатывать и не собираюсь становиться для тебя домашней хозяйкой.
– Что происходит? – в полуобморочном состоянии спрашивает Бигл.
– Я тебе объясню, что происходит! Твой сын поедает грязное дерьмо, которое он соскреб с пола общественного стадиона. Пол общественного туалета, и то, наверно, чище. А ты даже не обращаешь внимания!
– Джекки, заткнись! – говорит Бигл.
– Нет, не заткнусь.
– Ну еще бы. Ты же просто не способна на это.
– Может быть, сам заткнешься?
И они ввязываются в классическую семейную склоку, мало чем отличаясь от обычных людей, не обладающих ни их славой, ни их богатством. Наконец Джекки хватает сына и ключи от машины и выходит вон, оставляя Бигла там, где ему вовсе не хочется быть.
Какое облегчение! Он предпочитает остаться на месте, чтобы, не дай бог, случайно не встретиться с ней снова. А ведь считается вроде, что бейсбол оказывает на зрителей терапевтическое воздействие.
Ничего подобного. Он разворачивает сэндвич не уничтоженный Диланом. На вкус довольно странно, но вполне съедобно. Он оглядывается по сторонам – тысячи людей наблюдают за происходящим на поле. Человек в соседней ложе, похоже просто счастлив. Он курит большую сигару и совершенно не стыдится того, что табак доставляет ему удовольствие. Более того, хоть он и находится на стадионе, он еще и слушает трансляцию матча по радио. Его зовут Табби Бейлис. Он, бывший агент Администрации по контролю за применением закона о наркотиках, торговал конфискованными наркотиками и прикарманивал деньги дилеров. После чего удачно вложился в плантации сахарного тростника на Гавайях. Из которых японский предприниматель создал поля для гольфа в пятнадцать, шестнадцать и семнадцать лунок.
– Можно, я вас кое о чем спрошу? – говорит Бигл.
– Валяй, – отвечает Табби.
На самом деле Бигл хочет узнать у него секрет счастья. Но он задает другой вопрос:
– Как это получается, что люди начинают любить бейсбол? Как это происходит? Я кинорежиссер и всегда стараюсь насытить фильмы действием, которое все нарастает, разрешаясь в самом финале. Чтобы было ритмичное, поступательное движение. И вдруг… – он указывает на поле, – вот это. Я этого не понимаю.
Табби выпускает изо рта пару густых колец дыма и принимает философский вид воплощенного Будды. Возможно, посланного в этот мир, чтобы передать Биглу определенное сообщение.
– Ах, бейсбол, – говорит он. – Бейсбол не предполагает действий. Это игра возможностей и скрытой энергии. Когда-то я был полицейским. Когда работаешь в полиции, приходится тратить массу времени на ожидание и наблюдение. Постоянно изобретаешь ходы, надеясь застать жертву в таком положении, когда ты сможешь на нее наброситься. Ты когда-нибудь увлекался охотой?
– Нет, – отвечает Бигл.
– Да, ты не похож на человека, способного на убийство. Хотя кто знает, – пожимает плечами Табби. – В любом случае – будь то дичь или человек, – когда ты врываешься к какому-нибудь мексиканцу, у тебя огромный прилив адреналина. Но это не главное. Точно так же никогда не стремишься к оргазму, занимаясь любовью. Средненький я философ, правда? Хочешь сигару?
– Конечно, – отвечает Бигл. Он не курильщик, но сейчас ему кажется, что если Будда любил табак, то, может быть, действительно в нем заключен секрет счастья.
Табби вынимает из кармана сигару и передает ее через ограждение Биглу.
– Так вот, относительно возможностей. Потенции к действию. Пойдет ли она с тобой или надерется и останется – что она выберет? Ты находишься в постоянном движении, и она находится в постоянном движении… – он делает круговое движение руками так, что они скользят друг вокруг друга как два хищника.
Бигл снимает с сигары целлофан. Она невероятно напоминает фаллос и не может не вызвать у него восхищения, ибо своим он похвастаться не может.
Табби достает из кармана большую кухонную спичку с красно-белой головкой.
– Терпеть не могу бутан.
И зажигает ее о ноготь. Она вспыхивает, распространяя вокруг себя добрый старый запах серы и напоминая о преисподней. Табби перегибается через перегородку и протягивает ее Биглу.
– Вот почему люди перестают трахаться после свадьбы, – говорит он. – Потому что все дело не в результате, а в предчувствии и возможностях. Вот и бейсбол – это игра предчувствий и возможностей.
Бигл вбирает дым в легкие. У него сочный и в то же время отталкивающий вкус. Однако сама поза с сигарой в руке настолько кинематографична, что уже одно это доставляет удовольствие. Постепенно он начинает расслабляться, и у него возникает чувство мужского братства. Только глянь, чем там мальчики занимаются на задворках.
– Хороший комментатор, – замечает Табби и увеличивает громкость. – Вот послушай. Игрок на второй базе находится в выгодном положении, игрок с битой ограничен основной базой, счет два – один, лучше бы ему не вставать за подающим, если он останется впереди, то тот сможет его достать – это хороший питчер.
Табби выдувает кольцо дыма.
– Усек?
Бигл, слегка одурманенный табачным дымом, тоже пытается выдуть колечко. Но у него не очень-то получается.
– Нет, – отвечает он.
– Когда счет будет один – два, подающему придется делать срезку. Его потенциальные возможности изменятся. Когда подающий будет бросать мяч, он окажется сзади. И тогда игрок с битой сможет тоже немного отступить, и у него появится выбор. Подающему же придется быть более точным и метким, иначе он рискует получить пробежку. Чувствуешь, как меняются потенциальные возможности?
– Да, понял, – отвечает Бигл. И он, кажется, действительно начинает понимать. Он кивает и начинает различать действие в полном бездействии. Он снова вдыхает дым сигары, шум в голове становится сильнее, и вдруг он понимает что-то очень важное о режиссуре действительности. Он вспоминает о том, как однажды был в Нью-Йорке как раз в то время, когда «Мерс» играли в плей-оф с «Хьюстон астрос». Это был долгий матч – казалось, он будет длиться вечно. Он был настолько долгий, что нарушил нормальное течение жизни: нью-йоркцы превратились в заядлых болельщиков, толпились у телевизоров, стоящих в витринах магазинов, или у мини-экранов переносных телевизоров, расположенных на задних сиденьях лимузинов; прохожие обращались к совершенно незнакомым грузчикам – потому что у грузчиков всегда включено радио – с вопросами: «Какой счет? Что происходит? Какие новости?», словно речь шла о военных действиях.
И действительность текла в таком же замедленном ритме, как игра в бейсбол. Даже полный покой казался действием. Потому что во время ожидания накапливались или рассеивались силы.
– У тебя еще есть кока из Сент-Луиса? – спрашивает Табби.
Глава 19
Все очень напоминает «Красотку», за тем исключением, что я исполняю роль Джулии Робертс, а Мэгги – роль Ричарда Гира. Мы начинаем в десять, и к двенадцати я уже готов. Я еще никогда не видел ее
