– У мамаши этой подружки вместо нервов, наверное, стальная проволока. Она в первый раз оказывает тебе эту любезность?
– Да. А ты откуда знаешь?
– В нашей типографии есть один упаковщик, который обошел уже все берлинские кабаки. Он мечтает о том, чтобы стать завсегдатаем какого-нибудь из них, но ему это никак не удается. Как только он принимает определенную дозу, он начинает вести себя так, что его непременно вышвыривают и вносят в черный список посетителей. Так что он каждый раз ищет счастья в новом питейном заведении. Тебе это ничего не напоминает?
– Абсолютно ничего.
– Вот типичный пример материнской любви.
– Вместо того чтобы ругать мою дочь, ты бы лучше подумал, кому из твоих знакомых ее можно было бы всучить на одну ночь. В конце концов, я сплавила ее по твоей просьбе, а не потому, что мне этого очень хотелось.
– Не забывай, что
– Почему же мы не сделали это сразу?
– Честно говоря, меня удивляет, с какой готовностью ты решилась поставить на карту отношения со своей лучшей подругой.
– Послушай, тебе не кажется, что мы слишком много говорим?
– А может, ты думаешь, что Аманда уже настолько отдалилась от меня, что для нее это теперь не имеет никакого значения? Что наш с тобой роман – для нее не более чем роман ее подруги с каким-то незнакомым ей мужчиной? Или она уже
– Ты что, с ума сошел?
– Так знает Аманда или нет?
–. От меня, во всяком случае, нет. А если бы она что-то и узнала, она просто не сумела бы это скрыть от меня. Она плохая актриса.
– Она
– Я знаю ее дольше, чем ты. Когда она хотела обмануть учителя, ей приходилось предварительно репетировать со мной. И чаще всего она потом все равно не решалась.
– А вы с ней случайно не репетировали, чтобы обмануть
– О господи! Ну у тебя и проблемы! Кажется, мне придется сделать заявление: Аманда была и останется моей лучшей подругой, и, что бы мы с тобой ни делали, это ничего не изменит. И не заставляй меня предавать ее, не пытайся ничего выведывать у меня. Можешь мне поверить: от меня ты не услышишь ничего такого, что тебе могло бы пригодиться на суде.
– Я надеюсь, ты не думаешь, что я специально ради этого затащил тебя в постель?
– Пока не думала. А дальше – посмотрим. Ты грозился покончить с собой, если я не лягу с тобой в койку. А у самого на уме только одно: как бы побольше разнюхать. Аманда как-то раз намекала на твою неутомимость в постели, но я до сих пор что-то никак не пойму, что она имела в виду.
– На
– Когда-то давно она говорила, что хотя бы в одном на тебя можно положиться. Все, больше никаких комментариев.
– И часто вы вели подобные разговоры?
– На мой вкус, слишком редка Ты, может быть, уже успел заметить, что твоя жена очень сдержанна в разговорах о мужчинах и о сексе? Если мы когда-то и говорили об этом, то обычно это я начинала разговор, а она его тут же заканчивала.
– А она замечала, что ты мне нравишься? Правда, когда я смотрел на тебя, я все время следил за тем, куда в этот момент смотрит она. Но от нее не утаишься.
– Она уверена, что ты меня терпеть не можешь. И это ее удивляло, потому что, по ее наблюдениям, ты готов завалиться в постель с любой хорошенькой женщиной.
– С чего это она взяла?
– Никаких комментариев.
– Ее это раздражало?
– Она не жаловалась.
– Ну почему из тебя каждое слово нужно тащить клещами? Я не собираю никакой материал, мне просто ужасно интересно.
– Когда мы договаривались о встрече, ты мне дал понять, что сгораешь вовсе не от любопытства, а от вожделения.
– Неужели одно обязательно должно исключать другое?
– Пока что так и происходит. Боюсь, что эти бесконечные разговоры об Аманде вряд ли помогут нам в
– Твои опасения будут развеяны в прах через несколько минут.
– Почему еще только через несколько минут, а не сейчас?
– Потому что человек – не машина.
– Ну, вообще-то я это по-человечески могу понять. Хотя Аманда утверждала…
– Давай все-таки последуем твоему совету и оставим в покое Аманду. Я помню, как я увидел тебя в первый раз, года три назад. Мы с Амандой еще не поженились; она была у меня дома и как раз возвестила твой визит, мол, сейчас придет ее единственная подруга, чтобы как следует посмотреть на меня. Не успела она закрыть рот, как раздался звонок. Я открыл дверь и увидел на пороге безумно хорошенькую женщину в сером платье, с ребенком на руках (ребенок, кстати, еще совсем не был похож на террориста). Я даже запомнил твои первые слова.
– У меня никогда в жизни не было серого платья. Я была в джинсах и в белой блузке.
– Неужели это так уж важно?
– Конечно, не важно. Но с какой стати я должна признавать, что была в сером платье? Сейчас ты еще скажешь, что тебе сразу же понравились мои ноги.
– Именно это я и хотел сказать.
– А ты меня когда-нибудь видел в чем-нибудь, кроме брюк? Если я не ошибаюсь, ты вообще ни разу не видел моих ног. До того, как я разделась перед тобой.
– Однажды я видел тебя
– Не поняла?…
– Первый раз зимой, когда ты жила у нас с Амандой из-за того, что в твоей квартире было слишком холодно. Я как-то отправился ночью в кухню попить воды, и тут наша гостья вдруг выходит из своей комнаты и исчезает в ванной, не замечая ни меня, ни моих вытаращенных, алчных глаз.
– В своей кричащей, роскошной наготе?…
– Именно. Я, конечно, подкрался к двери и приник к замочной скважине, но ты, к сожалению, находилась в мертвой точке. Тогда я затаился за притворенной дверью кухни и прождал десять минут. Я надеялся, что тебе тоже захочется утолить жажду и ты войдешь в кухню. Можно было бы прикинуться застигнутым врасплох. Надеюсь, ты помнишь, что мы так и не встретились в кухне?
– Я бы умерла на месте.
– Правда, я должен признаться, что в тот раз не успел разглядеть твои ноги. Мне нужно было успеть разглядеть столько всего другого, что на ноги просто не хватило времени.
– Ну и когда же ты их разглядел?
– Чуть позже, здесь, вот в этой самой комнате.