Бессердечная Аманда

– Здесь ты увидел мои ноги?…

– Однажды вечером сюда явился твой разъяренный приятель, который достал твои деньги из ящика и смылся.

– И что, он показал тебе мои ноги?

– Он навел меня на одно подозрение. Это и есть отец твоей террористки?

– Нет. Не отвлекайся.

– Когда он ушел, я страшно разозлился. Я хоть и не искал эти деньги, но был бы рад найти их первым и показать Аманде. Меня бесило, что она постоянно одалживает или просто дарит тебе деньги. Это-то ты, надеюсь, помнишь?

– Во-первых, она мне давала в долг не постоянно, а всего два раза. А во- вторых, она говорила, что делала это с твоего согласия. И что значит «дарила»?

– Разве она тебе не давала денег просто так?

– Ни разу.

– Странно.

– Мне тоже так кажется.

– Во всяком случае, когда этот злой коротышка ушел, я обыскал квартиру…

– В следующий раз, когда ты сюда придешь, нам надо будет сразу же договориться, что мы не произносим ни слова. Чем дольше мы говорим, тем дальше мы от цели нашей встречи.

– Мы не так уж далеки от нее, как тебе кажется.

– Я не слепая.

– Это только кажущаяся видимость. Ситуация может измениться в любую минуту.

– Хорошо, будем надеяться на чудо. Значит, Фердинанд захапал деньги и свалил, и ты обыскал квартиру. Что дальше?

– Я не искал ничего определенного, я просто копался в твоих вещах и шмотках.

– И при этом нашел мои ноги?

– Да. Вон в том черном комоде.

– Фотографии! Ты нашел фотографии?…

– Согласись, что после этого я имею основание дать оценку твоим ногам. На фотографии все видно: где начинаются ноги, где они кончаются, фотографии – это надежное материальное свидетельство.

– Я помню, что еще подумала: «Надеюсь, он не станет рыться в комоде и не найдет фотографии!»

– До того, как я их нашел, ты мне просто нравилась, как мне нравились многие другие женщины. А когда я увидел тебя на фотографиях, все изменилось: ты стала «проектом».

– Ты, конечно, не упустил возможности поглазеть и на мое белье?

– Белье?

– Фотографии лежали среди нижнего белья.

– На это я как-то не обратил внимания…

– Не расстраивайся. Большинство тряпок осталось еще со школьных времен, когда мой зад был в два раза толще, чем сейчас. Аманда тоже тогда была настоящим монстром. Она тебе не показывала наши школьные фотографии?

– Она сказала, что у нее нет школьных фотографий.

– Ну, еще бы! Чтобы понравиться мальчишкам, мы жрали, как слонихи. К сожалению, с похудением дело оказалось сложнее, чем с увеличением веса. Только в шестнадцать лет нам наконец удалось вернуть себе человеческий облик. Должна признаться, Аманда опередила меня на пару месяцев.

– Она была очень резвой – в смысле мальчиков?

– Никаких комментариев.

– Она как-то рассказывала об учителе физики, которому из-за нее даже пришлось сменить школу.

– Ну, значит, ты уже знаешь самое главное. Только это был не учитель физики, а учитель русского. И ему пришлось сменить не школу, а всего лишь класс Я так ей завидовала, что наша дружба чуть не кончилась.

– Она говорила об учителе физики.

– Ну что ты опять прицепился к Аманде?

– А потом у нее еще, кажется, было что-то с неким Мартином?

– Я ничего не знаю ни о каком Мартине.

– Такой рыжий, с пижонской ямкой на подбородке. В один прекрасный день он вдруг нарисовался перед нами на пляже на Балтийском море, загородив собой солнце и нагло ухмыляясь. Аманда представила его как школьного товарища, но у меня было такое чувство, как будто она чего-то недоговаривает. Бывают такие ухмылки, которые сигнализируют о некой предыстории. Если бы на нее так уставился какой-нибудь совершенно чужой мужчина, она бы возмутилась.

– Я знаю целую кучу друзей Аманды, и среди них нет ни одного Мартина.

– И тебе это не кажется подозрительным? Если бы он был из вашей школы, ты бы его наверняка знала. Единственное объяснение, которое мне приходит в голову, – то, что они познакомились недавно, может даже совсем недавно. Это тебе говорит человек, который никогда не ревновал свою жену, а теперь вдруг понял, что, может быть, это было ошибкой.

– То, что ты – «не машина» и не можешь включаться в процесс по команде, я, как тактичная женщина, готова понять, но я должна видеть хотя бы желание, хотя бы попытку «включиться». Может, нам лучше отложить наше мероприятие?

– Когда я пришел, мне ничего не нужно было кроме тебя. Но потом до меня дошло, что ты, кроме всего прочего, еще и – уникальный свидетель.

– Ты не будешь возражать, если я выключу свет?

– Пожалуй, я выпью еще глоток вина.

– Я сегодня рано встала, нужно было отвести Зою к половине восьмого в детский сад. Ты хочешь ночевать здесь?

– Это ты убиваешь настроение, а не я.

– Если мы продолжаем беседовать, то расскажи мне, что ты еще обнаружил, кроме фотографий.

– После такой находки продолжать поиски вроде бы уже ни к чему. Остается только притащить добычу в свое логово и радоваться успеху.

– Значит, ты улегся в постель и разглядывал фотографии, пока не уснул?

– Сначала я съел принесенные с собой полкурицы, потом подмел пол, потому что пепельница с окурками упала со стола, и только потом лег и заснул. А что, я мог найти еще что-то интересное?

– Ну, может, письма…

– Письма, похожие на фотографии? Я бы их не стал читать. Я деликатнее, чем ты думаешь. Правда, то, что я разглядывал фотографии, как бы свидетельствует об обратном, но это было, выражаясь языком юристов, что-то вроде хищения продуктов питания с целью их немедленного употребления.

– Наша переписка с Амандой за несколько лет.

– Это меня не интересует.

– Даже письма, в которых речь идет о тебе?

– Послушай, давай оставим эту тему.

– А что нам еще остается делать?

– То, что мы собирались делать, похоже, не получается, а других идей у меня нет. Может, нам и в самом деле есть смысл попытаться уснуть?

– Ты не думай, что я расстроилась или рассердилась на тебя. Все в порядке.

– Я так зверски захотел тебя, что мне казалось, я могу безнаказанно говорить с тобой обо всем во время этого дела. И вдруг Аманда лежит вместе с нами в постели! Аманда! Аманда! Аманда! Если бы сейчас судья спросил меня, когда я в последний раз был с ней в постели, я бы сказал: сегодня. Не понимаю – что происходит с этим дьявольским отростком? Меня это беспокоит не меньше, чем тебя, это же стыд и позор. Он уже в прошлый раз проявил себя далеко не с лучшей стороны, хотя нельзя сказать, что это была катастрофа. Он просто отработал свою смену – и никаких сверхурочных! Педант несчастный. Ты, конечно, из вежливости сказала, что довольна результатами. Зато я недоволен! Сегодня я ожидал от него более