– Это было еще лучше, чем в тот день, когда ты мыл мне голову, – сказала она, проводя пальцем по тонкому шраму у него на подбородке.
Алекс прыснул и затрясся от смеха.
– А ты представляешь, что было бы, если б мы вдруг стали мыть головы друг другу?
– Думаю, это было бы неплохо. – Она вздохнула.
Он придвинул губы к ее уху и укусил за мочку.
– За что?
– За то, что ты есть. Чудное творение природы.
– Так и быть, принимаю твой комплимент.
– Угу-м. – Он снова укусил ее и дважды пробежал языком по уху, сначала снаружи, потом внутри.
– Перестань. Щекотно.
– Не могу. Ты такая вкусная. Я бы съел тебя целиком.
Она прильнула к нему и, опустив руку, нащупала его вновь вздыбившуюся плоть. Другого она и не ожидала. Не раздумывая ни минуты, она хотела сползти вниз, но он остановил ее.
– Стоп, стоп, стоп. Лечь на спину и не двигаться. Теперь моя очередь делать приятное.
– Ты единственный такой.
Алекс остановился и поднял голову.
– Что?
– Я говорю, что раньше со мной никогда не было такого.
– О Боже! – проворчал он.
Завершение было восхитительным. И для нее не было бы большей радости, чем расплатиться за него. Еще много, много раз.
Алекс затих и прикорнул возле нее. Даже засыпая, он не отпускал ее и все прижимал к своему боку.
Теперь она могла без опасений сказать вслух, пусть даже шепотом: «Я люблю тебя, Алекс Макки. И буду любить всегда».
Было почти десять утра, когда он проснулся. Он лежал один. В ее постели. Голый, разбитый. Ему ужасно хотелось кофе. И еще нужно было срочно принять душ.
Первое, на что Алекс обратил внимание, выглянув из ванной, – это на запах яичницы с ветчиной. Запах показался ему просто неземным. Он быстро натянул брюки и пошел на кухню.
Кэтрин стояла у плиты спиной к нему, поблескивая золотистым шелком распущенных волос. В это утро она была в том же облачении, в каком он впервые увидел ее.
Эта сильная, красивая, независимая женщина шептала его имя и говорила ему: «Я люблю тебя». Сначала он подумал, что это ему почудилось в полусне, но, проснувшись сегодня утром, перестал сомневаться, Он вел бы себя совсем иначе, если б эти три слова произнесла обычная женщина. Но это была Кэтрин. И если она испытывает к нему подобные чувства, он обязан объясниться.
Кэтрин медленно потягивала свой кофе. После трех яиц, четырех кусочков ветчины и двух горячих английских сдоб. От счастья у нее разыгрался аппетит. Заниматься любовью всю ночь, не экономя сил, однако ж, вовсе не вредно.
Пока Алекс опустошал свою тарелку, она не могла отвести от него глаз. Ей нравилось смотреть, как он держит вилку, ест яичницу, ветчину, булочку – все подряд, не глядя. Теперь она знала, что у него есть родинка на правой щеке.
Странно. Она знает, что у вчерашнего дня не будет продолжения, и все равно ведет себя как легкомысленный ребенок. Эта ночь ничего не меняет. Он расстанется с ней в ближайшее время, и нужно собраться с силами, чтобы жить одной. Ну и черт с ним! Что будет, то будет! Она благодарна ему за сладкие воспоминания, которые сохранит до конца своих дней.
– Завтра Четвертое июля, – сказал он.
– Я знаю.
– В городе будет парад и пикник. Не знаю, как теперь, а раньше это бывало красиво. Обычно по центральной улице проезжали пожарные машины, играл школьный оркестр и работали благотворительные базары. Когда я был мальчишкой, в этот день мы всегда устраивали фейерверки и поджигали бенгальские огни. Помню, мы бросали их в большую басовую трубу Дуга Нидлмана. Ух, как шериф сердился на нас! Но он ничего не мог поделать. У него был артрит, а мы бегали быстро, поэтому он только кричал на нас через свой старый мегафон. Так орал, что уже никто не слышал оркестра.
Алекс отхлебнул кофе. Улыбка не сходила с его лица.
– А после парада устраивали аукцион. Так уж было заведено в городке, что все женщины должны были приготовить какую-нибудь пищу для пикника. Мужчинам предлагалось оценить их искусство и выбрать понравившееся.
– Тебе, конечно, хочется снова побывать на празднике?
Алекс посмотрел на нее долгим испытующим взглядом.
– Я считаю, что нужно пойти.
– Хорошо.
Он покачал головой.
– Кэтрин, но там действительно будет весь город. Не только Сесил и Эстер.
– Я знаю. Если бы ты прямо сейчас ушел отсюда, я бы начала готовить корзину с припасами.
Потрясающе. Кто произносил эти слова? Кэтрин, которую он так хорошо знал? Он посмотрел на нее так, как будто впервые увидел. Когда она успела так измениться?
Алекс поднялся наверх переодеться. Присел на край кровати и так и остался сидеть, задумчиво глядя в окно. Все, что происходило с ним и Кэтрин, не укладывалось ни в какие схемы и не имело аналогов в его жизни. Может быть, не продавать усадьбу и оставить Кэтрин присматривать за домом, а самому наезжать сюда, когда будет выпадать случай?
Как ему не хотелось терять ее! Лучше бы он никогда ее не встречал. Содержать ее как любовницу? С ее самолюбием? Никогда.
Линда. Он причинил ей столько хлопот! И в довершение всего – такой ужасный конец. Проклятая катастрофа. Об этом больно думать. Между тем все говорили, что Линда подходила ему. Да он и сам, черт возьми, какое-то время тоже так считал. Но он никогда не чувствовал к ней настоящей любви, и это постоянно мучило его. Линда же во всем винила себя, в то время как виноват был он. Он не должен был жениться на ней. Из-за него она превратилась в несчастную, замкнувшуюся в себе женщину, принявшую нелепую смерть, прежде чем он сумел убедить ее, что их жизнь не сложилась исключительно по его вине.
Нельзя допустить повторения этого с Кэтрин.
Он только причинит ей непоправимый вред.
Алекс влез в джинсы, натянул зеленую рубашку-поло и надел теннисные туфли. Спустился вниз и потянул носом. Кэтрин готовила на кухне нечто очень аппетитно пахнувшее и что-то напевала себе под нос.
Он чувствовал себя как на иголках и больше ни секунды не мог оставаться в доме.
Вскочив в джип и опустив стекла, чтобы не задохнуться, Алекс проверил запас горючего: бак был полон. Щелкнул дверцей, опустил ногу на педаль и хотел рвануть с места, но передумал. Как ни странно, его остановил вид собственного дома, на который он со дня приезда еще толком ни разу не посмотрел. На фоне тусклых красок пустыни белое здание из необожженного кирпича в эти минуты казалось самим совершенством. Он невольно загляделся на окна, залитые солнечным светом и словно пылающие ярким огнем, и на сей раз по достоинству оценил свое жилище. Действительно, у него хороший дом. Капитальный. Этот дом простоит еще очень долго даже после того, как его самого не станет.
Он выскользнул из машины и захлопнул дверцу. И все-таки он уедет отсюда, как только найдется покупатель.
Нет. Нужно пойти прогуляться в пустыню. Может быть, милостью Божьей на чистом сухом воздухе и солнце у него просветлеет в голове.
Прошел час, потом другой. Кэтрин четыре раза подряд подходила к окну. Никого. Она уже было отчаялась, как вдруг увидела его, идущего по дороге, и почувствовала, что у нее задергались уголки
