Он кивнул, грудь тяжело вздымалась.
— Уверены?
Фрейзер раздраженно отмахнулся. Я оставил его и поспешил за Броуди. Теперь он совсем скрылся из виду. Пытаясь нагнать его, я совсем выбился из дыхания. Смотрел лишь под ноги, чтоб не подставлять лицо свирепому ветру. Когда б ни поднимал голову в надежде увидеть Броуди, град стоял стеной, похожей на экран сломанного телевизора.
Оступившись, я приземлился на колено и стал глотать легкими воздух. Не знал даже, сколько еще смогу пройти.
— Броуди! — крикнул я, но в ответ раздалось лишь завывание ветра.
С трудом поднялся на ноги. Слишком обдуваемое место, чтобы долго оставаться: надо решать, продолжать ли путь или последовать за Фрейзером. Насыпи камней вокруг были причудливо симметричны. Силясь нагнать Броуди, я смотрел вперед и не замечал даже, где иду.
Тут до меня дошло, что я стою посреди погребальных пирамид.
Однако Броуди не было и следа. Нет, он не мог пройти мимо них, хотя со мной это едва не произошло. Вдруг вихрь образовал проблеск в кружащем граде, будто отодвинули штору. Это длилось пару мгновений, но я успел рассмотреть крупное каменное сооружение поодаль на склоне.
Я направился к нему, ботинки скользили по сырому дерну. Круглая хижина служила входом в пещеру. Снаружи было пепелище. Угли давно остыли, покрылись градом, однако мне померещился огонь, вспомнилась фигура в капюшоне, которая так внезапно вышла на свет в ту ночь, когда я заблудился. В памяти всплыли слова Страчана: «В брохе хорошо думать. Представляете, две тысячи лет назад здесь сидели люди. А я словно продолжаю традицию».
Я огляделся, не ожидая увидеть ни Броуди, ни Фрейзера, но втайне надеясь. Кроме меня, снаружи не было ни души. Попытался вглядеться внутрь лачуги, стараясь всеми фибрами почувствовать присутствие человека. Оттуда зияла лишь темнота.
Тишина окутала меня подобно одеялу, отрезав завывания ветра. В кромешной мгле воздух казался пропитанным древностью. Потолок не давал выпрямиться во весь рост. Никто на меня не прыгнул. Глаза начали привыкать, я увидел холодные каменные стены и голую землю под ногами. В лачуге было пусто, будто тысячу лет сюда не заходило ни души.
Затем, углом глаза, я увидел белое пятно. Нагнулся рассмотреть поближе. В окаймленном камнями углублении была полусгоревшая свеча на желтых разводах застывшего воска, оставленных бесчисленными предшественницами.
Я нашел логово Страчана. Но где он сам?
Выпрямившись, я заметил, как ненадолго потускнел свет за спиной. Резко повернулся, сердце бешено стучало. От стены отделилась чья-то тень.
— Привет, Дэвид.
26
Я не ответил. Мозг словно отключился, парализуя речь и движение. Страчан шагнул вперед, и в проходе вырисовался силуэт.
В опущенной руке он держал нож, лезвие отражало свет.
— Снова сюда забрался? Я же говорил, тебе тут понравится.
В стенах броха голос разносился глухим эхом. Страчан не стал подходить ближе, но он преграждал мне единственный выход. Я старался не смотреть на нож. Изо рта Страчана шел пар. Глаза были впалыми и затравленными, бледное лицо оттеняла сине-черная щетина.
Он наклонил голову, прислушиваясь к ветру.
— Знаешь, что такое Беинн-Туиридх? По-гэльски это «стонущая гора». Меткое название, правда?
Тон был непринужденным, будто Страчан заглянул к другу в гости. Провел рукой по стене. Другая — та, что с ножом — оставалась опущена.
— Это место не такое древнее, как пирамиды. Построено около тысячи лет назад. Такие брохи раскиданы по всему острову. Я так и не понял, зачем их строили. К чему рядом с кладбищем сторожка? Чтобы присматривать за мертвыми? Как думаешь?
Я не ответил, и Страчан улыбнулся:
— А, ты же здесь не из археологического интереса, верно?
— Мэгги Кэссиди умерла. — Ко мне вернулся голос.
Он рассматривал крупные камни.
— Знаю.
— Это ты убил ее?
Страчан замер у стены. Затем со вздохом опустил руку.
— Да.
— И Дункана? И Дженис Дональдсон?
Он не удивился, услышав имя проститутки. Лишь кивнул, развеяв все мои сомнения.
— Какая разница? Они мертвы, и их не вернешь.
Страчан съежился. Я должен был ненавидеть его, но совсем сбился с толку.
— У тебя была на то причина!
— Тебе не понять.
В глазах не мелькнуло ни следа безумия. Только усталость. И печаль.
— Дженис Дональдсон шантажировала тебя, так? Угрожала рассказать Грейс?
— Не впутывай сюда Грейс, — предупредил он резко огрубевшим голосом.
— Тогда объясни мне.
— Ладно, она меня шантажировала. Мы трахались, а когда она поняла, кто я, проявила излишнюю жадность. Поэтому я с ней покончил, — вяло рассказал Страчан, будто не имел к произошедшему никакого отношения.
— А как же Дункан и Мэгги?
— Путались под ногами.
— И все? Это повод для убийства?
— Да, именно! Я забил их, как свиней, и получил огромное удовольствие! Потому что я больной извращенец! Ты это хотел услышать?
Голос был полон самопрезрения.
— И что теперь?
Во время разговора я пытался незаметно вытащить больную руку из повязки под курткой. Одной рукой с ним не справишься, хотя и с двумя шансов мало.
Страчан стоял, оттеняемый внешним светом, в полутьме.
— В этом-то и вопрос.
— Не усугубляй свое положение, — сказал я с уверенностью, какой не испытывал. — Подумай о Грейс.
— Я предупреждал тебя не впутывать Грейс!
Он шагнул вперед. Я стоял на месте, сопротивляясь желанию пятиться.
— Зачем ты напал на нее? На собственную жену!
На лице Страчана отразилась боль.
— Она не вовремя появилась. Я был дома, когда вы втроем приехали. Сразу понял, зачем вы пожаловали, и знал, что еще вернетесь. Не хотел, чтобы вы пользовались радио на яхте, мне надо было время подумать. Чертова собака унюхала, где я, и когда Грейс спустилась в рубку, я… напал со спины и заломил ей руки. Не рассчитал удар. Она не должна была видеть, кто уничтожил радио!
— И затем ты изобразил насилие? Заставил ее пройти через весь этот кошмар?
