— Элвин. Из аббатства Святого Эйдана в Чесбери. Ваши, хм, целительные таланты весьма кстати, госпожа…
— Кеннаг ник Битаг. Из деревни Глиннсад. — Она помолчала, нахмурив рыжие брови. — Способности у меня есть, брат Элвин, но проходить через людей я не умею.
— О! — Он покраснел и тут же отступил в сторону. Бросив недовольный взгляд на Улреда — Элфрик спешно удалился, — Кеннаг вошла в дом.
— Где он?
Элвин кивнул в сторону Вульфстана. Кеннаг решительно направилась к больному, монах последовал за ней. Опустившись на колени перед лежащим без сознания епископом, она начала осматривать его.
Элвин уже открыл рот, собираясь выразить протест против того, как целительница бесцеремонно ощупывает Вульфстана, но его остановил суровый взгляд. Несчастный и беспомощный, он сел неподалеку, наблюдая за тем, как Кеннаг понюхала сначала дыхание епископа, потом приложила ухо к его груди и наконец, подняв веки, заглянула в невидящие голубые глаза Вульфстана. Похоже, она знала, что делает. Ровена тихонько сидела рядом, внимательно посматривая на гостью своими необычными глазами.
Женщина, вторая половина пары, которая должна остановить Сатану. Язычница. Элвина охватило сомнение. Может быть, все это только сон или, что еще хуже, уловка врага с целью убить епископа руками его, Элвина. А может быть…
— Маловерный… — пробормотала, полузакрыв глаза, Ровена. Он изумленно посмотрел на кошку. — У тебя все написано на лице, брат. Ты сомневаешься в женщине и сомневаешься в себе. Верь, брат.
Залившись краской смущения, Элвин прикусил губу. Получить упрек за недостаток веры от кошки? Все это стало походить на плохую комедию, и он не удивился бы, если бы Господь явил свой гнев, поразив всех троих — его самого, язычницу и кошку — на месте.
Между тем Кеннаг решительно сняла повязку с ослабленного и худого тела Вульфстана. Громко вскрикнув, Элвин подался вперед и схватил ее за руки.
— Что ты делаешь?
— Пытаюсь помочь твоему другу. Позволь…
— У него сломаны ребра, и повязка…
— Я вижу сама, глупец! Позволь мне делать то, что я умею, да поразит тебя огонь Бригады!
Женщина ловко вывернула руки, и в пальцах Элвина остался только воздух.
Охваченный отчаянием, он вернулся на место. Кеннаг сняла верхнюю одежду, и перед глазами монаха предстала соблазнительная фигура, обтянутая длинным цветным платьем. Женщина развязала мешочек и достала из него кувшин.
Хлынувший из сосуда аромат напомнил Элвину о меде, цветах, лете. Он забыл о роскошном, притягательном теле, о водопаде рыжих волос, о ранах Вульфстана и даже о том, почему сам находится здесь. Элвин вдыхал запах лета и думал о тех восхитительно теплых, мягких днях и ночах, когда ритм жизни в аббатстве без всяких усилий сливался с ритмом благословенного Богом мира.
— Вытри лицо, брат Элвин, — тихо сказала Ровена, выводя его из блаженных мечтаний.
По его щекам текли слезы. Монах отер их ладонью. Он посмотрел на Кеннаг. Ее лицо смягчилось, утратив коварное выражение, в улыбке не было и намека на презрение. Взяв немного мази, она медленно и осторожно начала втирать ее в тело Вульфстана. Элвин не сводил с женщины глаз. Желание протестовать прошло, изгнанное пьянящим запахом, будившим чувства. Нежными движениями она касалась поврежденного тела епископа в тех местах, где кожу прорвали сломанные кости. Ее пальцы словно порхали над изувеченной плотью.
— А теперь, — негромко сказала Кеннаг, — можно заново наложить повязки.
Она закупорила кувшин, и аромат ослаб, но не исчез полностью.
Взгляд Элвина переместился с тела Вульфстана на его собственную бесполезную левую руку.
— Мазь излечивает то, что сломано, — донесся до него участливый голос Кеннаг, — но не может вернуть жизнь тому, что мертво.
Стыд переполнил Элвина. Стыд за увечную руку, за тщетное желание видеть ее здоровой, за то, что женщина так легко угадала его сокровенные, непристойные мысли.
Элвин опустился на колени рядом с епископом, а Кеннаг поднялась и негромко заговорила о чем-то с одной из женщин. Потом целительница снова подошла к монаху и остановилась у него за спиной. Он не поднял головы, пристально вглядываясь в изможденное лицо Вульфстана. Что это, воображение или надежда на помощь таинственной мази — на щеках епископа появился слабый румянец.
К изумлению юного монаха, раненый открыл глаза и даже попытался улыбнуться.
— Я чувствую запах лета, — прошептал он. — Должно быть, я умер. Но не могут же по дому Господа гулять такие сквозняки. Что за чудо ты совершил, Элвин? Боль намного меньше.
— Никакого чуда, — опускаясь рядом с ним, сказала Кеннаг, и голос ее прозвучал удивительно мягко. — Всего лишь травы и овечий жир. Позвольте мне перевязать вас и дать снотворного отвара.
Но Вульфстан вовсе не был престарелым идиотом, ум которого ушел вместе с волосами и зубами. Пристально поглядев на женщину, он покачал головой.
— Я знаком с травами и овечьим жиром, и никакая мазь не способна оказать столь сильное действие. Если, по-твоему, это не чудо, то что тогда?
— Епископ, Кеннаг — второй Свидетель, — негромко, чтобы его не услышали, сказал Элвин. — Она не христианской веры, но…
— «По плодам узнаешь их», — процитировал старик. — А плоды твоего вмешательства явно чисты. Я удивлен, признаюсь, но кто я такой, чтобы сомневаться в мудрости Господа? Если Он тебя призвал, а это именно так, я полагаю, то тогда Господь действует через тебя, хоть ты этого и не знаешь.
