не может сделать. Ничего. Но в ее силах изменить жизнь Элвина, дать ему счастье, которым он обделен.
Кеннаг наклонилась, нежно поцеловала его и притянула к себе. В этом жесте было больше материнского чувства, чем любовной страсти, но, когда он начал осторожно поглаживать ее грудь здоровой рукой, она закрыла глаза и отдалась желанию, проснувшемуся под его ласками.
Элвин. Милый, одинокий, униженный Элвин, проявивший гораздо больше смелости, чем она, в принятии на себя тяжелого бремени ответственности. Элвин, никогда не знавший тепла прикосновения любящей женщины…
Потому что он монах. Потому что он дал обет, который вот-вот нарушит. Из-за нее.
Она потерлась щекой о его курчавые волосы, закрыла глаза, запоминая этот невыносимо счастливый миг, и мягко отстранилась.
— Извини, мне не следовало этого делать.
Он замер.
— Ты считаешь меня отвратительным, отталкивающим. Я знал. Каким же надо быть самонадеянным…
— Ты прекрасен. — Она подняла его сухую руку и поднесла к губам. — Но я знаю, что ты станешь презирать себя, если нарушишь обет безбрачия.
— А что терять? Мир вот-вот перестанет существовать, и мы ничего не можем сделать!
— Но попытаться-то мы должны! — воскликнула Кеннаг. — Мы пойдем, поползем! Нельзя останавливаться. Может быть, все развалится, но не потому, что мы опустили Руки! Нам осталось только одно, Элвин, — не сдаваться. Мы не можем потерпеть неудачу!
Наверное, к глазам ее подступили слезы, потому что все вдруг задрожало. Она зажмурилась на мгновение, и Элвин внезапно исчез. Значит, это лишь привиделось? Иллюзия? Кеннаг огляделась — никого. Загадочные слова Ардит обретали новое значение. Каждый из них получил возможность побыть в одиночестве, наедине со своими страхами и сомнениями. Каждый, как догадалась Кеннаг, испытал свои чувства к другому. Она прошла испытание и в глубине души знала, что Элвин тоже не поддался соблазну.
Кеннаг поднялась и пошла на поиски Элвина.
Вечером они поели с людьми Племени, чувствуя некую скованность по отношению друг к другу. Ардит, Халиг и Ранд не навязывали гостям свое внимание, и все разошлись довольно рано. Каждый получил одеяло и подушку. Было тепло, в воздухе стоял аромат леса, на небе сияли звезды.
— Прежде чем лечь спать, — сказала Кеннаг, — нам надо поговорить. Со мной сегодня случилось кое- что, думаю, и с тобой тоже.
Они стояли у догорающего огня, держа в руках одеяла и подушки. Элвин опустил голову и кивнул.
— Но сначала давай уйдем отсюда, — предложил он. — Не хочу, чтобы кто-нибудь слышал.
Они молча отошли и, поднявшись на невысокий холм, оказались на поляне. Элвин с восхищением посмотрел на усеянный бриллиантами звезд бархатный купол небес. Раньше, в монастыре, он ни разу не бодрствовал так поздно, а когда шел в спальню после заутрени, то ему было не до созданного Господом великолепия. Сейчас ему показалось, что звезды стали ярче, а небо чернее.
— Я сегодня дрогнула, — первой нарушила молчание Кеннаг.
Она расстелила одеяло и легла, положив руки за голову. Элвин сделал то же самое.
— Меня искушали… Ты пришел ко мне, просил забыть обо всем, прекратить поиски ответа и… найти утешение в твоих объятиях.
Элвин не повернулся, радуясь тому, что ночь прохладна.
— У меня было нечто похожее, — негромко ответил он. — Пожалуй, самое тяжелое испытание за все путешествие.
— Да, — донесся до него голос Кеннаг. — Ты прав.
Удивленный этим признанием, Элвин взглянул на свою спутницу. От ее слов у него стеснило грудь. Она повернулась к нему. Боже, какое прекрасное лицо!
Не зная еще, что скажет, но зная, что пришло время для откровенности, он заговорил:
— Я родился последним из семи детей. Мои первые воспоминания — это презрительные и жалостливые взгляды родителей и старших братьев и сестер. От меня было мало помощи по хозяйству, так что чаще всего я оставался дома и разводил огонь. Меня дразнили и обижали, и я искал утешения в одиночестве. У меня ничего не получалось, и за это меня били. Не скажу, что я был несчастным, но и счастья я тоже не знал.
В возрасте пяти лет меня отдали облатом в монастырь святого Эйдана. — Заметив вопросительный взгляд Кеннаг, он объяснил: — Облат — это мальчик, которому суждено стать монахом. Я был самым младшим из всех, кого туда согласились принять. Потом я прошел церемонию, которой уже и не помню в подробностях, и расстался с миром.
Элвин помолчал, думая о далеких домонастырских временах, в которых было так мало хорошего.
— Монастырь словно стал ответом на мои молитвы. Братья были добры ко мне, терпеливы, и никто не смеялся над моим недостатком. Вульфстан — человек, которого ты излечила на вилле короля Этельреда, был тогда регентом монастыря.
Кеннаг сердито взглянула на него, и Элвин добродушно рассмеялся.
— Извини. Ты ведь не знаешь, кто это. Регент — это начальник хора, библиотекарь, архивист. Он решает, кому заниматься в скриптории, переписывать рукописи. Вульфстан научил меня писать и читать и подтолкнул к продолжению именно этой работы. Я мог не только брать, но и вносить вклад. Вульфстан
