— Знамения. Это тоже Знамения, — сказал Элвин. — Помнишь? Звезды потемнеют, и солнце обожжет людей. Не понимаю только, как это все проникло сюда. Ведь Племя живет вне времени и мира.
— Уже нет, — раздался голос Ровены. Даже в темноте Кеннаг видела едва различимую белизну ее меха. Появление кошки, как ни странно, подняло ей настроение. — Племя ушло. Все исчезло, как будто ничего и не было. Даже церковь стала другой.
— Господи, защити нас, — прошептал Элвин. Кеннаг почувствовала какое-то движение и поняла, что он крестится. — Значит, последняя битва началась. Помнишь? Их призвали сражаться на стороне добра.
— Все в порядке, — сказала Кеннаг, желая укрепить юношу. — Мы больше не нуждаемся в них. А вот немного света нам не помешало бы. Надо же отыскать дорогу к Ионе.
— А твое Второе Зрение? — спросил Элвин. — Разве та мазь не позволяет тебе видеть в темноте?
— Она позволяет мне видеть тех, кто не принадлежит миру смертных. Но кошкой я не стала. Нам нужны факелы или лампы. Ровена, ты…
— Да, — предвидя ее просьбу, ответила кошка. — Я могу отвести вас в церковь. Кое-что все же видно. Хотя едва. А вы видите меня?
— Едва, — эхом отозвалась Кеннаг. — Не спеши.
Они медленно последовали за почти неразличимой белой тенью, пробираясь среди деревьев. Ветка ударила Кеннаг в лицо и чуть не сбила с ног. Элвину приходилось еще труднее, ведь она-то хотя бы ходила когда-то по ночному лесу. Монаху, проведшему большую часть жизни в ограниченном пространстве, путь давался тяжелее. Ровена проявляла необычайное терпение, не уходила далеко вперед и поджидала, когда они отставали.
Им показалось, что дорога до церкви заняла целую вечность. Кеннаг чувствовала себя не в своей тарелке. Тьма не была для нее чем-то необычным. Ее не надо было бояться. Но в этом неестественном мраке таилось нечто опасное.
— Вот и пришли, — объявила Ровена, и Кеннаг облегченно вздохнула. — Видите?
— Ничего я не вижу, — раздраженно проворчала Кеннаг. — Нам надо найти факелы и вынести их оттуда. Если найду свой мешок, то смогу разжечь костер.
— Мы принесем его тебе, — прозвучал голос Рататоск, появившейся, вероятно, в сопровождении своих серо-бурых приятелей.
Кеннаг решила, что когда все закончится и если она вернется в Гленнсид, то никогда, никогда не будет больше есть мясо белок.
— Спасибо, Рататоск. — Мысль о необходимости идти через лес без огня буквально парализовала ее.
За ее спиной тяжело вздохнул невидимый Элвин.
— Надо войти в церковь, чтобы взять факелы, — удивительно спокойным голосом сказал он.
Кеннаг не хотела уходить. Да и сможет ли? Понесут ли ее ноги?
— Давай подождем, пока я добуду огонь, тогда мы сможем зажечь какую-нибудь ветку.
— Ладно, но сначала надо найти трут и ветку.
Кеннаг нахмурилась. Он прав, будь оно проклято!
— Посмотрите на себя утром — не узнаете, — сказала Ровена. — Нахватаете синяков. Ладно, идите за мной, я покажу, где есть сушняк.
Они снова поплелись за кошкой. Кеннаг мысленно поблагодарила обитающих поблизости богов за присутствие Ровены. Трудно представить, что бы они делали без нее.
Царапин, синяков и ушибов и впрямь хватало. В одном месте Элвин так стукнулся лбом о сук, что сухие листья шелестели, падая, еще несколько секунд. Подойдя к нему, Кеннаг ощупала ушибленное место и обнаружила набухающую шишку размером с небольшое яйцо.
— Ух! — вскрикнул он, отскакивая в сторону. Она протянула руку, желая помочь, но ткнула пальцем прямо в глаз. — Ох! Кеннаг, оставь меня в покое!
Она не выдержала и рассмеялась. Смех был нормальной человеческой реакцией на опасное положение, в котором они оказались. Она слышала такой смех, слетавший с губ серьезно раненных мужчин, женщин, потерявших детей. Некоторые называли это безумием, но Кеннаг знала его целительную силу. Опустившись на траву, она смеялась так, что все ее тело дрожало и звенело.
Элвин попытался возмущенно протестовать, но потом тоже расхохотался. Хорошо! Наконец приступ веселья прошел, оставив на губах грустную улыбку, и Кеннаг смахнула со щеки слезинку.
— Ладно, — сказала она, поднимаясь. — Давай поищем сушняк.
Поход за ветками занял всего несколько минут, показавшихся им вечностью. Рататоск и ее приятели притащили мешок, и Кеннаг, порывшись в нем, извлекла трут и кремень. Умение, рожденное и отточенное долгими годами практики, не подвело, и вскоре у нее в руке уже бился огонек. Элвин посмотрел на свою спутницу, и они улыбнулись друг другу.
Мокрые ветки никак не желали разгораться, но наконец одна занялась. Взяв ее в руку, Кеннаг подошла к церкви и остановилась у распахнутой настежь деревянной двери.
— Она другая, — сказала Кеннаг и вдруг поняла, что почему-то произнесла это шепотом.
Элвин кивнул:
— И все равно прекрасная. Священное место. Но Племя ушло и унесло с собой что-то.
Они вошли внутрь и сразу же увидели укрепленные на стене факелы.
