то увидел, что это договор аренды, согласно которому эта квартира сдается внаем господину Габриелю Антеусу. Моей первой мыслью было, что я должен непременно связаться с ним. Он должен знать, кто я такой, ведь, похоже, я нахожусь в его доме. Но в следующее мгновение мне пришло в голову, что, может быть, Габриель Антеус — это я сам. И это моя квартира. Я здесь живу. Я изучил подпись на документе и, взяв лежащую рядом ручку, решил попробовать скопировать ее. И едва ручка коснулась бумаги, мои пальцы воспроизвели подпись со всеми завитушками. Она была точной копией оригинала, будто моя рука, в отличие от моего сознания, инстинктивно помнила ее.
«Габриель Антеус», — пробормотал я. Имя было необычным и звучало незнакомо.
Я положил ручку на стол и пошел на кухню. Там я увидел картонную коробку, аккуратно поставленную на середину небольшого кухонного стола. Внутри коробки, завернутые в пластиковый пакет, лежали венгерские форинты. С минуту я сидел, уставившись на эти деньги и барабаня пальцами по столу. Это была огромная сумма, в переводе на фунты примерно сто тысяч, почему-то оставленные здесь… вот так, на кухонном столе.
Похоже, квартира была моим жилищем, но я не мог вспомнить этого. Я не мог вспомнить себя. Я встал и подошел к тому месту, где очнулся. Рядом на полу лежала полка, один угол ее был испачкан кровью. А около стены стоял стул, над которым высился ряд уже навешенных полок. Значит, я пытался установить полки. Да, должно было происходить именно это. И самая верхняя полка каким-то образом выскользнула у меня из рук и, падая, стукнула меня по голове. Я упал со стула, ударился об пол и потерял сознание. Да! Да, да, да! А затем у меня случилась временная потеря памяти — амнезия. Все было очень просто. Совершенно дурацкий, идиотский случай.
«Габриель Антеус», — снова произнес я. Это определенно звучало на английский лад.
Я подумал, что мне следует куда-нибудь позвонить. В полицию, в британское посольство или в больницу… И хотел уже сделать это. Хотел найти кого-нибудь, кто помог бы мне. Но на моем кухонном столе лежала куча форинтов стоимостью сто тысяч английских фунтов. Поверят ли мне, что я не помню, где их украл? А ведь это представлялось самым правдоподобным объяснением их появления даже мне самому. Но идти в тюрьму мне не хотелось.
Я нашел эту тетрадь в тумбочке около кровати. Все страницы ее были чистыми, но на обложке я обнаружил написанным свое имя. Я не знаю, почему я начал записывать вот так, все подряд. Наверное, потому, что боюсь снова все забыть. И потом, я не знаю, кому еще можно все это доверить.
Прошло четыре дня, однако моя память ничуть не восстановилась, хотя я на это очень надеялся. Но гораздо хуже то, что я не смог найти никого, кто мог бы сказать мне, кто я такой. На моем пальце нет обручального кольца, а в квартире нет ни одной чьей-нибудь фотографии. Нет записной книжки с адресами или с телефонами, нет писем от кого бы то ни было. Когда я включил компьютер, там оказался только спам, присланный по электронной почте. Не было никаких сообщений и на телефонном автоответчике. Мой мобильник был, видимо, совершенно новым — в его памяти не хранилось ни одного номера. Где же все? Где мои родные, мои друзья? Где, наконец, просто знакомые? Куда все подевались? Ведь не могут же все они уехать в отпуск, правда? Эти мысли привели меня в состояние, близкое к панике. А что, если происходила некая торжественная встреча всех членов многочисленной семьи или некое празднование в какой-нибудь далекой стране, а я вызвался остаться здесь, чтобы поливать цветы и кормить рыбок? И теперь, может быть, из-за меня десятки рыбок медленно умирают от голода! Что же скажут мои родственники, когда вернутся домой и увидят своих питомцев, плавающих мертвыми в аквариумах, потому что я не позаботился о них, как обещал?
Эти рассуждения вызвали у меня смятение, однако именно оно позволило мне пересилить боязнь выйти из квартиры, да и то не сразу. Несколько попыток оказались неудачными, но в конце концов я заставил себя открыть дверь. Выяснилось, что я живу почти в центральной, хотя и несколько обветшавшей части города, и после усердных поисков я отыскал зоомагазин и купил там столько корма для рыбок, сколько смог унести. И теперь у меня в кармане всегда лежит коробочка с рыбьим кормом, так что как только я вспомню, где живут мои родственники, то в ту же секунду смогу пойти к ним, чтобы покормить рыбок. Ведь я не могу сделать ничего большего, верно? Я уверен, мои родные поймут меня, когда вернутся.
Возвратившись обратно в квартиру, я понял, что, поглощенный мыслями о корме для рыбок, я забыл купить съестных припасов для себя. До сих пор я ел то, что нашел в холодильнике и в буфете, но эта провизия была уже на исходе. Поэтому я заставил себя выйти на улицу снова.
Бродя по улицам Будапешта, я понял, что город мне знаком: поблекшее изящество многочисленных старинных зданий с выветрившимися скульптурами на крышах, с обваливающимися балконами, с величественными ветхими колоннами, протянувшимися от фундаментов до крыш. Должно быть, я жил здесь довольно продолжительное время, поскольку могу свободно говорить по-венгерски.
Вчера мне пришло в голову, что, даже если я поселился в этом доме сравнительно недавно, соседи все равно должны знать, кто я такой. И снова мне пришлось набраться решимости, чтобы выйти из квартиры, ибо только там я чувствовал себя в безопасности. Но в конце концов я переступил порог и постучал в дверь, находящуюся напротив моей, заранее радуясь тому, что сейчас найдется кто-нибудь из тех, кто помнит меня.
Прошло с полминуты, и дверь открыла беременная девушка-подросток. У нее была прелестная кожа кофейного цвета, а в ухе — несколько изящных золотых колец. Одно из ее предплечий украшала татуировка в виде черных кельтских символов, а одну ноздрю пронзал серебряный штифтик. В ее черных прямых волосах хаотично располагались розовые и зеленовато-голубые пряди.
Я ожидал, что она узнает меня, — и чувствовал, как улыбаюсь в предвкушении этого момента, — но спустя несколько секунд, в течение которых я стоял молча, она с заметным с акцентом спросила по- венгерски: «Да? Чем я могу вам помочь?»
Чем я могу вам помочь?
— Э-э-э… я живу здесь, — произнес я растерянно, указывая на дверь моей квартиры.
— О, вы новый жилец, — сказала она. — Вы въехали на прошлой неделе, да?
— Э-э-э…
— Я Кейси Марч, — представилась она, протягивая мне руку.
— Меня зовут Габриель, — начал я, взяв ее руку, но потом запнулся. Габриель… Как моя фамилия? Как она звучит? Я пытался вспомнить написание слова в той тетрадке. Это была фамилия, звучавшая скорее все-таки по-французски. — Габриель, э-э-э…
— С вами все в порядке? — спросила Кейси, и ее взгляд скользнул к кровоподтеку у меня на виске, все еще имевшему отвратительный вид.
— Да-да, — быстро ответил я, отпуская ее руку и глядя через плечо на манящую безопасностью дверь моей квартиры. — Да, со мной все нормально. Я вдруг… Я вдруг вспомнил, что должен… что мне надо идти и сделать… кое-что. Прямо сейчас. Извините.
Я выпустил ее руку и устремился назад, в безопасную зону своей квартиры, сознавая, что она продолжает пристально смотреть на меня. Такого я совершенно не ожидал. Она должна была знать меня! Живя в соседней квартире, она должна была быть моей знакомой. Как она посмела оказаться… посторонней? Какова цель всего этого? Какова
Похоже, я сплю не очень много. Независимо от того, как поздно ложусь, я просыпаюсь ровно в шесть. И как бы мало я ни спал, никогда не чувствую себя уставшим. Но и больших излишков энергии в себе не ощущаю. Я просто функционирую. То же самое и с едой. Я не ощущаю голода. Все это немного тревожит меня. Ведь это ненормально, не так ли? Чтобы проверить себя, я решил не есть до тех пор, пока не проголодаюсь. Оказалось, что со мной все благополучно: после того как я четыре дня ничего не ел, а только пил воду, у меня стала кружиться голова и я все время испытывал недомогание. Теперь я знаю, что мне еда
