сделать точное заключение об этом здании. Рафаэль пришел к выводу, что оно было выполнено в колониальном стиле, с некоторыми особенностями греческого храма. Здание имело два этажа и длинные балконы с видом на озеро. На двери главного входа красовалась декоративная композиция с горизонтальными рельефными образами, изображающими сцены евангельской миссии священника у входа. Моррис ожидал увидеть Энграсию стоящей в дверях, но ее не было.
Они вошли. Привыкнув к свежему запаху реки, Мелисандра немедленно переключилась на странные запахи, которые витали в этом помещении. Гости пересекли огромный коридор, заканчивающийся арками, и прошли на балкон, выходивший на широкий внутренний двор. Везде с потолка свисали канделябры со свечами. Во всех углах валялись горы каких-то предметов, назначение которых трудно было определить в полумраке. Больше никаких признаков жизни не наблюдалось. Комнаты, бывшие в свое время аудиториями, следовали одна за другой нескончаемой линией закрытых дверей.
— Где Энграсия? — спросила Мелисандра.
— С ней вы познакомитесь завтра, — ответил Жозуэ. — Она подумала, что вам с сеньором захочется отдохнуть после путешествия.
Жозуэ увлек за собой Морриса. Другой парень сделал знак Мелисандре и Рафаэлю следовать за ним на второй этаж. Там они смогут подняться на террасу, если захотят подышать свежим воздухом перед сном.
Он провел их в пустую комнату с двумя узкими матрасами, размещенными на полу, графином с водой, двумя стаканами и корзиной с хлебом и фруктами. Пожелав им спокойной ночи, он оставил их наедине.
— Странный прием, — сказал Рафаэль, поворачиваясь к девушке и оглядываясь по сторонам. — Откуда они узнали, что мы тоже приедем?
Мелисандра пожала плечами.
— Может, их предупредил мистер Плат, — предположил журналист, направляясь к окну, чтобы открыть ставни.
Шелест волн на озере ворвался в комнату вместе с глотком свежего воздуха.
— Какой здесь специфический запах, — скривилась Мелисандра.
— Запах мусора, — отозвался Рафаэль, разглядывая матрасы, положенные рядом друг с другом.
Она не заметила этого его взгляда.
— Пойдем на террасу. Оттуда, наверное, видны огни Синерии, — предложила девушка.
Рафаэль вытащил из сумки маленький фонарик. Молодые люди вышли в коридор. Возле лестницы они обнаружили кота, которого ничуть не встревожило появление гостей. В конце ступенек железная дверь с засовом без замка открыла им дорогу к широкой поверхности совершенно плоской крыши здания, превращенной в террасу благодаря балюстраде с маленькими белыми точеными колоннами. Скамьи из цемента, почерневшие от непогоды, размещались на одинаковом расстоянии друг от друга.
С озера дул свежий и мягкий бриз, который развеял непонятный запах, назойливо заполнивший ноздри Мелисандры. Она глубоко вздохнула и прошла вперед. На почти безоблачном небе просматривались немногочисленные звезды. Рафаэль последовал за ней до конца террасы. Облокотившись на парапет, они смотрели на огни вдали.
— Синерия! — вздохнула Мелисандра. — Большой величественный город, еще древнее, чем Фагуас, сожженный и восстановленный несколько раз, разграбленный пиратами. Там родился мой дедушка. Я слышала столько историй о Синерии… Мне не верится, что я вижу ее своими глазами.
— А мне не верится, что ты впервые сюда попала.
— Когда войны стали постоянными, моя бабушка постановила, что надо перебраться на реку и ни ногой сюда больше не ступать. Думаю, что это было также уловкой, чтобы вынудить дедушку отказаться от поисков Васлалы. Последний раз они сюда приезжали, когда хотели разыскать следы моих исчезнувших родителей. Я, совсем маленькая, приехала с ними, но ничего не помню.
Мелисандра, казалось, резко потеряла всякий интерес к далеким огням города и прошла по террасе до того места, откуда было видно озеро. Рафаэль последовал за ней.
— У меня такое ощущение, что я еще на лодке, — сказала она. — Я спрашиваю себя, что чувствовали люди, когда раньше пересекали океаны на парусных судах.
— По крайней мере, в те времена существовала возможность открывать новые земли. А сейчас открывать уже нечего… — сожалел Рафаэль.
— В этом нам еще предстоит убедиться, — улыбнулась Мелисандра, глядя на него. — Я надеюсь открыть Васлалу.
— В одном из моих любимых стихотворений говорится следующее: «Бороться и искать, найти и не сдаваться»[13]. Поэт представляет себе Одиссея, уставшего после прибытия в Итаку, но вынужденного снова садиться на корабль и оставить любимую Пенелопу.
— Ты знаешь это стихотворение наизусть? — спросила Мелисандра.
— Вообще-то знал, но не уверен, что вспомню все. Уже давно я его не рассказывал… — Он неуверенно начал декламировать, продумывая каждую строку.
Рафаэль не помнил первые строфы в точности, но по мере приближения к финалу его интонация становилась все более уверенной, дикция более четкой, появилось больше экспрессии в словах. Мелисандра слушала его, закрыв глаза. Рафаэль закончил. Нежно тронул кончик носа девушки. Она открыла глаза.
— Сейчас уже никто не хочет уезжать из Итаки, — сказал Рафаэль.
— Может, именно поэтому тебя так очаровала идея с поиском Васлалы.
— Быть может. Мне сложно испытывать симпатию к тому, что заботит сейчас мое поколение.
— Очень красивое стихотворение, — сказала Мелисандра. — Ты не производил впечатление человека, который знает наизусть стихи. Ты заставил меня вспомнить о дедушке. Он постоянно цитирует поэтов. Я выросла на поэзии.
Они замолчали. Между ними возникла незримая связь. Мелисандра повернулась к Рафаэлю и спокойно взглянула на него.
— Мне холодно, — сказала она. — Уже поздно. Пойдем спать.
Он провел рукой по ее плечам. Мелисандра прильнула к нему, пока они направлялись к лестнице. Рафаэль прижал ее к своей груди. Потер ей спину, чтобы согреть. Его движения были нежными, почти братскими. В реках души Рафаэля полно дамб, но ей все больше и больше нравился его нежный взгляд. Когда они вернулись в комнату, он закрыл ставни, затем упал на один из матрасов, положил руки под голову, заговорил о чем-то. Она стояла и смотрела на него.
— Извини, мне надо раздеться, — сказала вдруг Мелисандра, начиная расстегивать молнию своих джинсов. — Ненавижу спать в одежде.
Сидя на другом матрасе, она развязала ботинки и, снова поднявшись на ноги, стянула джинсы до щиколоток, одним движением руки стащила их и аккуратно сложила. Оставшись в футболке, погасила свет и легла. Девушка надеялась, что Рафаэль будет искать ее в темноте, но он не двигался с места, тяжело вздыхая возле нее.
— Что-то у тебя не очень спокойное дыхание, — пошутила она.
— Я не знаю твоих привычек. Не знаю, надо ли здесь тоже сначала все обговаривать, обсуждать. Прости меня. Уверен, тебе покажется это странным, — бормотал он пристыженный, видя на ее лице выражение абсолютного непонимания.
Внезапно оба от всей души рассмеялись. Все еще продолжая смеяться, они срывали друг с друга одежду. Катались по полу, нежно и игриво целуясь, лаская друг друга, останавливаясь, чтобы отстраниться и посмотреть, прикоснуться, понюхать, провести языком по плечу, по впадине на шее, по глазам, ноздрям, мочкам, запястьям, изгибам рук и ног, по линии талии, позвонкам, лопаткам, по лбу, пупку, животу, лобку, по грудям. Они занялись любовью, удивленные, что их тела сливались в экстазе жестокости и нежности. Они что-то нашептывали друг другу. Слова у них получались наполненные любовью, даже им самим удивительно было их слышать.
Испытав оргазм, Мелисандра вдруг резко села на полу в позе йога, подняла руки и голову и, выгнувшись словно кошка, издала дикий, первобытный крик.
