свое существование. Более того, я считаю, что необходимо, чтобы она существовала, чтобы снова стала тем, чем была прежде, чтобы продолжала порождать легенды. Самое важное в Васлале, это то, что мы оказались способны придумать ее, в конце концов, именно фантазия привела этот механизм в действие. Есть люди, которые, даже если я останусь такая одна, должны продолжать подпитывать воображаемые Васлалы. Придумать иную реальность по-прежнему так же важно, как построить ее.
— Народ никогда не забывал Васлалу, — улыбнулась Мелисандра, потрясенная. — Ты рада будешь узнать, что они не переставали настаивать на том, чтобы я предприняла это путешествие. Они ждут меня. Ждут, что я принесу им новости отсюда. Любопытно, правда, что мы, мужчины и женщины, по-прежнему ностальгируем по этим волшебным, совершенным местам… несмотря ни на что, — добавила она, — несмотря на долгую историю поражений.
Мать подошла к ней.
— Это память, Мелисандра. Мы всегда думаем, что память должна иметь отношение к прошлому, но я убеждена, что есть также другая память, мемориал будущему; и мы также храним воспоминания о том, что может быть. Мужчины и женщины, мы замышляем поиски этого ускользающего воспоминания. Поэтому существует неутолимая жажда таких мест, как Васлала. Поэтому твой отец и я остались здесь в ожидании того дня, когда Васлала вновь будет заселена, свято веря, невзирая ни на что, что этот день обязательно придет. Возможно, он уже пришел. Возможно, это есть твое воззвание, твое наследие.
— А как же те, кто ждет меня? Что, ты думаешь, я должна сказать тем, кто меня ждет?
— Васлала существует. Идеал существует. Их мечты сделали реальным существование Васлалы. Их стремления и надежды подпитывали ее и не давали ей умереть. Но Фагуас должен оставаться Фагуасом; найти свою дорогу. Реальное и идеальное должны будут озарять друг друга; идти друг за другом, пока однажды они не пересекутся. Пойдем спать, моя девочка, — сказала она, целуя голову Мелисандры и глядя в окно, — уже светает.
Мелисандра уже почти заснула, согретая материнским теплом, когда вдруг резко села на кровати.
— Что случилось, дочка? Почему ты так вскочила?
— Я знаю, — сказала она. — Я уже знаю, кто мог бы заселить Васлалу.
— Завтра ты мне об этом расскажешь, — улыбнулась мать. — А сейчас надо спать.
Глава 50
Был уже полдень, когда Мелисандра проснулась. Должно быть, она хорошо выспалась. Младенец наконец у груди матери нашел тепло сильной, восхитительной женщины, мечтами и несклоняемой страстью которой она теперь гордилась, хотя гордость не могла перечеркнуть годы ее отсутствия. Но поспала она всего несколько часов, остальное время сон ее был беспокоен. Временами она вглядывалась в лицо матери — повторение ее собственного лица: роскошная зрелость, рыжеватые волосы, ставшие русыми из-за обилия седых волос. В остальное время она размышляла, выдумывая, рисуя перед глазами сценарии, бесконечные возможности.
Логика была проста, и она не обнаружила в своей голове никаких противоречий: причина существования Васлалы — в самом существовании Васлалы. Утопия, место, которого нет, которого не может быть во времени и пространстве в привычном смысле слова. Нечто иное: лаборатория, возможно, свет, может быть, идеал, находящийся в перманентном движении, заселенный людьми, покинутый ими и вновь заселенный ими; верившими, потерявшими веру и поверившими вновь. Были одни, призванием которых было мечтать, воздвигать мемориалы будущему. И были другие, на долю которых просто выпала реальность, борьба со своими собственными демонами, призвание быть одним из ветреных, уязвимых, грешных существ, ради которых и вопреки которым мечты существовали. Это были безбашенные герои, главным геройским поступком которых было рисковать снова и пытаться снова, даже, несмотря на то что мечта может оказаться призрачной и завести Бог знает куда, потому что как можно было без этого жить.
— Мелисандра! — позвала ее мать с нижнего этажа.
Она оделась. На столе ее ждал завтрак: яйца, кукурузная лепешка, кофе. Она заметила мать возле речки обрезающей лилии. В хорошем расположении духа, она села за стол.
— Я разбудила тебя, потому что у нас с тобой очень много дел, — сказала мать, заходя в дом.
Чмокнув Мелисандру в щеку, она принялась менять цветы в вазах.
«Моя практичная сторона», — подумала Мелисандра, улыбаясь.
Мать и дочь обошли всю Васлалу от начала до конца, наслаждаясь обоюдными открытиями, рассказывая друг другу основные моменты своих жизней, находя сходства, смеясь над общими странностями, над своими слабостями, над своей силой. Веселые и печальные рассказы о дедушке, о смерти бабушки смешивались с зарисовками, со штрихами, необходимыми, чтобы заполнить пустоту. Они получали ответы на вопросы, которые не раз задавали себе наедине со своим женским одиночеством. Мелисандра рассказала ей о Рафаэле.
— Ты не должна позволить ему уехать. Реши сама за него. Мужчины не умеют принимать подобные решения.
Мелисандра улыбнулась. Оглядела сады.
— У тебя будет человек, который помог бы тебе здесь… — продолжала мать. — Крестьяне из соседнего села приходят три раза в неделю, приносят мои заказы, когда спускаются в Лас-Минас. Мы вместе работаем.
— Значит, они заходят и выходят без всяких затруднений?
— Временами проход закрывается. Мы не знаем почему, но обычно они без проблем пересекают его. Это не так сложно, — повторила она. — Это всегда держали в секрете, но Васлала не была недосягаемой. Главное было не забыть, запомнить ориентиры, подождать особого преломления солнечных лучей.
— Это как смотреть вглубь сельвы сквозь воду, — пробормотала Мелисандра, принимаясь в подробностях описывать то, что довелось ей испытать. Мать подмечала некоторые ключевые моменты: преломление лучей могло сдвинуться, оно не появлялось каждый раз в одном и том же месте, но всегда в предсказуемых параметрах.
На окраинах они подошли к зоне мануфактур: деревянные здания — одни закрытые, другие открытые. Самообеспечение было основой экономики Васлалы, объясняла мать. Всё самое необходимое имелось, а от внешнего мира нужны были только некоторые основные детали для грубых, но эффективных механизмов. Поэтому в общине очень ценили изобретателей. Один из них был автомехаником и смог здесь дать полную волю творчеству.
— Он был последним умершим старейшиной. Такой же странный, как и твой отец, большой любитель поговорить… Они были очень одиноки в последние месяцы…
Беседа, — продолжала мать, — отгонявшая грусть точно назойливое насекомое, была искусством, которое процветало наиболее продуктивно. Жители Васлалы радовались возможности общаться. Они работали от зари до зари, а по субботам были танцы. В свободное время мы обязательно танцевали.
У каждого была своя обязанность и, хотя все имущество считалось общим, мы установили систему премий. Всякий, кто производил больше, чем нужно, мог выбирать: оставить это себе или же обменять.
Мать показала дочери сады, хозяйство, систему ветряных мельниц для орошения; двигатель, работающий на солнечной энергии, обеспечивающий Васлалу электричеством; индустриальный сектор для получения из древесины бумаги, тканей, пластин для постройки зданий; печи с мудреными механизмами, воспроизвести которые было бы невозможно и при помощи которых людям удавалось обрабатывать металлы, превращать золото, найденное на дне реки, в домашнюю утварь, делать стекло из песка. Методы были совершенно примитивными, заметила девушка, нечто среднее между Средними веками и парой- тройкой технологий, помноженных на человеческие возможности. Многие механизмы работали с помощью динамо-машин и канатов.
Мать сводила Мелисандру на кладбище к могилам поэтов и других обитателей Васлалы, о которых она ей рассказывала. Размытые образы, которые никогда не придется увидеть, снова вернулись к жизни.
С вершины Холма мертвых виднелась маленькая долина, на которой мать указала на участки