– Молчи, не трать силы.
– Да что там, ты же знаешь… – Трите стало трудно дышать, и он запнулся. – Ты же знаешь, что это – всё.
– Я знаю другое. У тебя столько же шансов выжить, сколько и умереть. Жаль, конечно, что я не взял листьев батаки, но это не меняет дела. Стяни жгутом руку выше укуса: нам надо остановить кровотечение.
Трита и не пошевелился. Ему пекло глаза и прижимало грудь.
– Помнишь, – заговорил он щурясь и охрипляя голос, – я говорил тебе о шести светильниках?
Дадхъянч промолчал.
– Ну, вспомнил?
– Тебе лучше не разговаривать.
– Так вот, я не хотел это говорить раньше… Мне пришло время. Потому… Потому что шестой мой светильник погас… Я сам это видел. Мне пришло время.
– Ты просто устал, – возразил Дадхъянч.
– Нет. Я видел.
К лежащему подошёл Ашва, наклонился и ткнул Триту тёплой губой. В щёку.
– Иди-иди, – вмешался Дадхъянч, – тебя здесь только не хватало.
– Не гони его, – прохрипел Трита, – пусть смотрит, как я умираю.
Знахарь приготовил отвар и, обернув плошку краем телушника, чтобы не обжигать пальцы, направился к пострадавшему.
– Знаешь, – заговорил Дадхъянч, – я много видел больных людей. Некоторые из них просят свою болезнь о смерти. И не потому, что устали от мук, – просто они за всю жизнь не научились сопротивляться чужой власти над собой. Можно сказать, не научились жизни. Для них лучше уж умереть, чем заставить себя бороться.
Трита слушал и пил.
– Другие, – продолжил знахарь, – ведут себя так, будто смерть прибавит им чести. Жизнь не принесла чести, а смерть, стало быть, даст. Они становятся такими светлоликими, такими правильными и умиротворёнными. Разговаривают спокойно и тихо. А вчера ещё ругались из-за коров. Да так, как и собаки не лаются.
Трита слушал и пил. Дадхъянч поддерживал его под спину и вспоминал:
– И только самые достойные не делают из своей болезни представления. Даже когда знают, что эта болезнь последняя. А насчёт твоего светильника мы потолкуем, когда я тебя вытащу. Ведь ты не дашь мне уронить честь своего ремесла? Трита слушал и пил. Ему очень хотелось помочь Дадхъянчу. Он целый день пил отвары, которые готовил знахарь, пока у того не кончилась целебная трава.
Вечером Дадхъянч отправился на поиски птичьих гнёзд, чтобы поразжиться птенячиной и сварить товарищу бульона. Ашва поплёлся следом.
Они добрались до чахлого ракитника, обнёсшего сухое русло ручья, и долго высматривали птиц, но так и ушли ни с чем. Если не считать наломанных веток нимы – дерева, с помощью которого арийцы сохраняют свои зубы от гниения. Сок нимы содержит вещество, убивающее всю эту тухлеющую по зубным щелям дрянь.
Дадхъянч подумал, что слюна с соком нимы будет полезна для раны Триты. Ещё Дадхъянч подумал, что лучше ему не оставлять сейчас Триту надолго одного.
Когда они вернулись к месту ночлега, Трита лежал тихо и ветер тормошил ему волосы. Дадхъянч подумал, что он спит. Знахарь даже не сразу подошёл к нему. Чтобы не разбудить. Но когда Дадхъянч, терзаемый недобрым подозрением, всё-таки подошёл к лежащему, то увидел, что Трита был мёртв.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
– Посмотри, что это? – спросила Ратри, показав куда-то в сторону солнца. Индра нехотя обернулся. Прямо на них двигалось странное существо, напоминавшее человека, но с головой лошади.
– Человек с лошадиной головой, – сказал Индра, – должно быть, данав.
– Ты об этом говоришь так спокойно?
– Тебе, во всяком случае, ничего не угрожает.
Индра легонько отстранил от себя девушку и с готовностью предстал перед видением. Он отпустил перевязь жуха, стеснявшего движения, черпнул носом воздух и выступил вперёд.
Демон между тем, преодолев солнечную ослепь, благополучно превратился в обыкновенного человека, тянувшего за собой коня. На верёвке.
– Я не знал, что этих зверей можно приручить, – удивился воин.
– Я тоже не знал, – ответил Дадхъянч и прошёл мимо. Ратри и её заступник долго смотрели ему вслед. Девушка первой нарушила молчание:
– Не кажется ли тебе, что это…
– Стоп! – перебил её Индра. – Ничего не говори. Я должен сам. Я могу сам… – он погрузился в кипень внезапно взбудораженной мысли и осторожно тронул языком её прозревшую плоть:
