XVIII
Веричев хотел ночевать у Володи Зырина, но, узнав, что у счетовода обосновался сапожник, раздумал и отправился к Евграфу. После постного ужина Палашка с «Виталькой» и Марьей, чтобы не стеснять ночлежника, по старой памяти подались к Самоварихе. Евграф приставил к лавке недавно сделанную скамью и постелил Веричеву. Вторую соломенную постелю он раскинул на полу и дунул на тусклый огонь. Спросил, когда улеглись:
— Дак где милиция-то ночует?
— В поповом дому с Игнатьем Павловичем. Зоя-то специально раньше пришла в Шибаниху. Надо бы завтре и нам, Евграф Анфимович, подняться пораньше… — Веричев начинал засыпать и вдруг снова взбодрился. — А ты с жеребцом-то для Ворошилова чего думаешь делать? Микулин постоянно звонит, спрашивает, куды девался Смирнов. Я говорю, Куземкину жеребец руку сломал, а Каллистрат Фокич повез Куземкина в больницу. Скачкову, говорю, все это, наверно, известно. Как быть с жеребцом, не знаю.
— Надо, видно, нам самим гонить. Корчагин с жеребцом связываться не будет, — молвил Евграф.
— А ежели попросить?
— Спросить можно, ежели он лошадей не боится.
Два председателя проговорили еще с полчаса про жнитво и про молотьбу. Евграф рассказал Веричеву, как строится скотный двор, спросил под конец насчет завтрашнего похода в лес. Веричев то ли притворился, что спит, то ли взаправду как раз начал похрапывать.
Евграф думал и думал про Павла. Митьке Усову приказано арестовать Рогова, если он появится в деревне. Велено было выделить специальных караульщиков, словно ловили вора… Что делать? Как выручить Марьина племянника? Евграф просто не знал, как его выручать. Запрячь бы лошадь, и в лес… Десятка полтора верст до того места, где рубили когда-то амбар для мельницы. До второго стожья, пожалуй, можно бы на телеге проехать. А там бы и пешком. Послать в лес Палашку с Верой Ивановной? Они не найдут дороги и днем, не то что ночью, да еще в непогоду. Алешка — пачинская порода. Этот не струсил бы, кабы днем, хоть и молод. Послать его хоть утром, перед облавой? Заблудится парень, не найдет. Самому в лес бежать? За такую контрреволюцию враз в каталажку упрячут, и упрячут надолго… Не гляди, что колхозом командуешь. Вон их сколько наехало!
Как Евграф ни прикидывал, ничего не мог придумать.
Что бы сделать? Как их задержать, чтобы не захватили Павла врасплох? Может, наловить рыбы да вином бы всех упоить? Не хватит никаких бутылок… Да и поздно их поить. Милиционеру Корчагину Евграф сказал, что ничего про Павла не знает. Мол, чей след в лесу, неизвестно. Мало ли кто бродит за ягодами…
Под утро Евграф забылся в коротком сне. Во сне пришла ему неожиданная мысль: «Может, в деревне ночует Пашка-то?» Председатель даже вскочил с постели. Украдкой оделся, украдкой вышел из ворот. Огляделся и, стараясь быть спокойнее, отправился под гору, к роговской бане.
Нет, Павла там не было…
Председатель притворился, что пришел наряжать подростков и Веру Ивановну на работу.
Веричев был чуток во время сна. Поднялся вслед за хозяином. Не стал он ждать ни чаю, ни завтрака, побежал на погост к Сопронову. Вскоре вся орда собралась в конторе, и милиционер потребовал подводу для сопровождения.
— Не проехать до болота, товарищ Корчагин, там завалы и топи, — сказал Евграф, а Игнаха перебил председателя:
— До второго стожья проехать можно! Дальше пойдем пешком. Товарищ Зырин, иди запрягай!
— Не пойду я в лес, у меня сапоги текут, — заупрямился счетовод.
— Пойдешь как миленький, — спокойно произнес Корчагин. — У кого еще сапоги текут?
Все притихли. Никто больше не жаловался. Только Фотиев Кеша заерзал на лавке:
— Товарищ Корчагин, у меня, значит, мельница… Кого бы другого вместо меня… Витер как раз, а молоть навезено чур-будь…
— Смелешь завтра! — опять вмешался Игнаха. — До Покрова ветру будет еще много. — Кеша затих.
— Кто возьмет ружье и патроны? — спросил Корчагин. — Товарища Усова как инвалида в лес брать не имеем права. Товарищ Зырин, ты на медведя ходил, ты и ружье понесешь. Какие у тебя патроны имеются? И кто лучше дорогу знает?
— Картечь и пуля, — отвечал счетовод. — А дорогу лучше всех знает Жучок, он оттуда бревна зимой возил. Да и теперь по рыжики ездит.
— Хорошо! Берем!
— Как бы дожжа-то опеть не было, — заметил Кеша. На него никто даже не взглянул.
Ефграфа послали за тронутым Жучком. Жучок твердил какую-то околесицу, отказывался, но когда Евграф сказал про милицию, то молча пошел запрягать. Прозапрягал Жучок с час, не меньше. Не оказалось на месте вожжей, и хомут на Карька был занят другим возчиком. Часть лошадей держали в орловском дворе, часть в бывшем роговском. Остальные еще с лета стояли в пустом орловском гумне, куда забирались они, спасаясь от оводов. Жучок нехотя выводил Карька из гумна.
На улице Гуря-пастух собирал скотину и гнал в прогон.
Зойка наконец испекла какие-то пирожонки, принесла узел с едой в контору. Жучок отыскал-таки нужную упряжь, запряг и подъехал к воротам. Корчагин попросил выйти из конторы всех посторонних, оставил около себя лишь Сопронова с Веричевым. Что там говорилось, какое давалось внушение, никто не услышал. Вскоре милиционер вышел на улицу. Он всех оглядел, пересчитал и с какой-то странной веселостью произнес:
— Объявляю: тот, кто сорвет операцию, поедет со мной в район и будет объясняться напрямую со следователем!
Корчагин поправил кобуру и запрыгнул в телегу к Жучку.
— Пошел!
«Кто пошел, а кто и поехал» — пробурчал счетовод Зырин, кидая ружье на плечо. Володя носил берданку дулом в землю. Сопронов не расслышал толком зыринских слов, но почуял в них неладное, бросил в сторону Зырина многообещающий взгляд и деловито зашагал за телегой. Евграфу стало тоскливо от сопроновской бодрости и от веселого вида милиционера Корчагина. «Чему они радуются?» — подумалось председателю.
Орава тронулась в лес на «медвежью» охоту…
Ветер дул на деревню все так же плотно, все бесшабашней становились его мокрые неожиданные наскоки. Евграф подошел к березе, ударил зубом от бороны в плужный отвал. Обычно пронзительный металлический звон глох и как бы вязнул в крепнущем ветре. «Много придет дождя, ох много! — думал Евграф. — Не зря ночью ломало меня. Успеть бы до мокроты снопы свозить. А ежели дождь? Можно и на овине их досушить, снопы-то… Ежели дров не жалеть… А чурок-то заготовлено маловато…»
Того больше тужил председатель о племяннике Марьи: «Господи, что-то с ним будет! Там, на болоте, и бежать некуда… Хоть бы эта шпана заблудилась, хоть бы дорогу Жучок спутал…» Евграф глядел вслед «охотникам». Они приближались уже к прогону.
Кеша едва успевал за Жучковой телегой. Она остановилась у завора. Веричев разложил, и Жучок с Корчагиным проехали в скотский прогон. Заднему Кеше пришлось закладывать прогонный завор, бегом догонять остальных.
Дорога в прогоне похожа на лежачую бесконечную лестницу. Ступени, выбитые коровами, не совпадали ни с конским шагом, ни с шириною тележных колес. Повозку трясло. Корчагин спрыгнул с телеги и, шелестя макинтошем, бодро пошел впереди всех. Игнатий Сопронов, знающий дороги в поскотине, поправлял милицию на развилках. В лесу стало теплее, но шум ветра пугал, настораживал даже Веричева, бывшего лесного объездчика. Веричев плохо знал шибановские лесные угодья. Мерин Карько то и дело вострил уши. Он различал какие-то звуки и шорохи. Тоскливо и жалобно кричал лесной ястреб. Ветер шел теперь по лесным верхам, не достигая земли. Володя Зырин вздумал крикнуть по-бабьи, ухнуть на весь лес, как обычно. Корчагин схватил счетовода за рукав:
— Ты что? Всегда орешь, когда медведей караулишь?
