Этими «медведями», с ударением на предпоследнем слоге, Корчагин выдал свое нездешнее происхождение.
Смутился Володя и надолго затих. Он обозлился на начальство, нарочно не остановился на той высыхающей грязи, где отпечатался след четырехпалой ноги.
Сопронов почуял что-то не то.
— Ты где заметил следы Рогова?
— Вон Кеша то место знает.
— Я тебя спрашиваю, а не Кешу! Прошли или не дошли?
— Это место, Игнатей Павлович, мы уж прошли, — пояснил Кеша.
— А сами вы куда глядели, товарищ Сопронов? — на ходу укорил Корчагин. У Игнахи под левым глазом дернулась кожа. Сопронов промолчал, ничего не стал объяснять, иначе не миновать было бы ругани. Сопронов остановился. Веричев несмело предложил вернуться к тому месту, где был замечен след. Незапланированная остановка совсем рассердила Корчагина.
— Нет, время — деньги! — Корчагин приказал не задерживаться. Той порой и Жучок уехал дальше в лес. Последний завор опять пришлось раскладывать и закладывать Кеше Фотиеву.
Через полчаса, не разговаривая, вышли на второе, скошенное стожье. Игнаха остановил Жучка, прошел с милиционером вперед. Они по-собачьи обследовали давно неезженую дорожную колею. Никаких следов не было. Все снова двинулись в глубь леса. Дорога становилась хуже и хуже. Наконец мерин уперся в косматую сучковатую ель, упавшую поперек пути. Еловая хвоя не успела сильно завянуть и потускнеть. Видимо, ветер свалил дерево недавно, может быть, сегодняшней ночью. Сопронов велел Жучку объехать преграду. Жучок ничего не сказал, под уздцы повел Карька в обход. С этого и начались у «охотников» главные неприятности…
Кеше пришлось рубить осину, чтобы телега не застряла, но хомут у Карька как раз рассупонился. Гужи ослабли, и черемуховая дуга повалилась назад…
Корчагин обругал Жучка матом. Жучок засупонил хомут, выехал на более проезжее место.
Проехали еще километр-полтора. Дорога совсем исчезла. Лес был уже вовсе дикий. Шумели вокруг осины и ели, тревожно скрипело не до конца упавшее дерево. Мерин прижимал то одно ухо, то другое. Жучок плел что-то себе под нос или в адрес мерина. О том, что Совочик на рендовой и молоть не станет, плотину там давно разъело и вся вода спущена.
— Чего он там ворчит про мельницу? — спросил Корчагин Сопронова.
— Городит, что зря на мельницу едем… Не слушайте его, товарищ Корчагин, он у нас давно головой тронутый.
Такая новость напугала милицию.
— Ну, а у самого-то тебя нормальная голова? Как он дорогу найдет, ежели тронутый? — Корчагин от возмущения даже остановился. — Как? Ты, Сопронов, отвечаешь за операцию!
Глаза Сопронова забегали вправо-влево, желваки загуляли на скулах. Володя Зырин подмигнул Кеше, но Кеша ничего не понял. Забыл Кеша, какая голова у самого Игнахи Сопронова.
— Найдем, товарищ Корчагин, роговскую избушку! — успокоил Корчагина счетовод.
Просвет в еловой чащобе совсем исчез. Мерин не знал, куда ступать. Жучок дернул почему-то левой вожжиной, проехал еще саженей с десяток, и телега окончательно стала. Дальше торчали колдобины, обросшие мхом трухлявые пни. Копыта коня уходили глубоко в мох.
— Как мы теперече обратно-то выберемся? — крикнул Кеша. — С телегой-то нам и не повернуть…
Сопронов рявкнул на молчавшего всю дорогу Жучка:
— Вывози обратно на проезжее место! Стой там и жди!
Жучок не мог повернуться с телегой ни туда ни сюда.
— Выпрягай! — гаркнул Корчагин. — Куда завез? Ну, мы с тобой, Игнатий Павлович, поговорим после! Товарищ Веричев, а ты что своей головой думал? Ты ведь говорил, что у тебя карта. Есть у тебя план здешних кварталов? Ты же лесной объездчик! Быстро достань план.
Веричев расстегнул было полевую, кем-то дарёную сумку.
— Ничего не определить, товарищ Корчагин. План больше по Ольховице… Тут мне не определить, здешнего плана у меня нет…
— Дак чего ты ее зря таскаешь? Сумку-то?
Корчагин, присланный из района, умел материться куда смачнее шибановских мужиков и ольховских.
Лес вокруг шумел все тревожней и напряженней. Сопронов озирался. Обруганный Корчагиным Веричев вздумал переобуваться. Он уже хватил начальнического гонору, и его чуть не до слез обижала ругань Корчагина. Все называли Веричева по имени-отчеству…
Сопронов попробовал заступиться за ольховской) председателя, но милиционер не стал ничего слушать и обматерил их обоих. Достал из своей сумки компас. Стрелка крутилась туда-сюда… Жучок распряг мерина. Телегу на руках развернули и выкатили на чистое место. Корчагин объявил привал. Зырин повесил ружье на еловый сук. Сопронов достал из телеги Зойкины пироги. Кеша, Жучок и Володя вынули из карманов свои харчишки: круто посолёную ржаную горбушку, пару вареных яиц, кусок ячневого воложного пирога.
— Быстро, товарищи, быстро! — торопил Корчагин. — Рассусоливать времени не имеется. Зырин, покажи по компасу, в какой стороне вырубка.
Зырин поглядел и сказал, что компас показывает неправильно… Игнаха с Корчагиным удержали смешок, не стали критиковать счетовода. Володя пальцем показал направление, Сопронов заспорил, а Жучок показал и вовсе в иную сторону:
— Там, там рендовая! И лес мы рубили тамо.
— Какая еще рендовая? Веди, где рубили! — приказал Корчагин Жучку.
Начался дождь. Лес гудел вокруг «охотников» будто вселенский потоп. Ветру ни на секунду не хотелось ни стихать, ни останавливаться. Он давил и давил, теперь уже с холодным дождем. Верхи лиственных дерев метались туда и сюда, их рвало больше в одну сторону. Ворохами летела листва, осиновая и березовая. Мощные вековые ели клонились меньше, зато шумели тревожней и глуше.
Повел по лесу не Жучок, а сам Сопронов. Жучка и Карька оставили мокнуть на твердой прогалине. Жучку велено было ждать, все остальные след в след пошли за Игнахой. Он и впрямь вывел облаву к безвестному пересохшему за лето ручью. Зырин признал, что лес для мельницы возили через этот ручей. Прошло еще с час, пока вышли на вырубку. Пни, оставшиеся от мельничных помочей, явно взбодрили каждого. Делянка была довольно обширная, она граничила с верховым черничным болотом. Все окончательно промокли, выбились из сил…
Дождь усиливался, и вокруг все потемнело. Тайга как бы надвинулась на людей со всех сторон. День явно склонялся к вечеру. Вскоре потемнело еще больше, начались настоящие сумерки. Кеша дрожал, еле вытаскивал сапоги из глубокого мха. Сам Корчагин, запинаясь, уже дважды падал во влажный холодный мох. Веричев с Зыриным бодрились. Счетовод на ходу полой пиджака спасал берданку от дождевой воды. Сопронов волчьим чутьем вывел всех на роговскую избушку.
До нее было метров сто, может, чуть больше…
— Стой! — громким шепотом приказал Корчагин, разглядевший избушку сквозь дождь и сумерки. Он расстегнул кобуру и вскинул руку с наганом.
— Вот сейчас кричи, Зырин, да посильней, чтобы выходили… Или ты крикнешь, товарищ Сопронов?
Перебежками придвинулись еще ближе к избушке. Сопронов зычно крикнул:
— Эй! Кто есть, всем выходить!
Избушка безмолвствовала.
Шумели строевые еловые и сосновые леса на болоте и на многие версты вокруг. Ветер без устали давил на них, и казалось, что это он, ветер, наносит густые таежные сумерки.
— Выходи, кто есть! Милиция! — закричал Корчагин. Он вскинул руку с наганом и сделал еще два прыжка. «Скачет, как лось», — подумал Зырин и обернулся. Веричев с Кешей остановились саженях в трех- четырех.
