— Но почему, мам?
— Забудь о Городе. Нет там ничего, и быть не может. А если кто-то где-то и есть, то очень далеко, и искать их незачем. Радиация везде и на всех действует одинаково. Ты — лишь исключение, подтверждающее общее правило. К чему куда-то ходить, когда в собственной деревне такого полным- полно?
— А если хочется? Бабушка говорила…
— Она слишком увлекалась глупыми сказками. Из-за их дурацкой Станции мы чуть не сдохли, а она все мечтала туда вернуться! — Голос мамы внезапно сорвался на крик. — Зачем?! Мы никогда никому…
Она оборвала себя на слове, как будто испугалась, что раскрыла страшную тайну. Я ждала, затаив дыхание. Еще ни разу я не видела ее такой. Но продолжения не последовало. Мать внезапно успокоилась, покачала головой и сказала:
— Я всегда считала, что тебе не следует забивать голову рассказами о прошлом. Мы остались живы. Не всем так повезло. Подумай лучше над этим.
И я подумала.
2
— Дина! Ты идешь?
Это Лера. Честно говоря, я надеялась, что она обо мне забудет. — Иду…
Я стянула волосы в хвост, накинула куртку и вышла на крыльцо. Воздух стал еще более сырым и холодным, чем утром. Конечно, я и не рассчитывала, что погода специально для меня изменится в лучшую сторону, но всегда хочется верить в чудо.
— В такую погоду в лес ходят только идиоты, — пробормотала я вместо приветствия.
Лера рассмеялась. В глазах, рыжих, как пламя, блеснули задорные искорки.
— Дина, но ведь мошкары на болотах не бывает только в дождь.
Мошка, мелкая, въедливая, невероятно кусачая, была нашим общим бедствием.
— Твоя правда, — вздохнула я, спускаясь с крыльца. Дождь усилился, и земля под ногами стала напоминать мерзкий кисель.
— Ну, мы же не за смертью идем!..
— Не знаю, не знаю…
— Вы надолго? — раздался за спиной голос мамы.
— К вечеру вернемся, тетя Нел! — заверила Лера.
— Трупы можно начинать искать с утра, — буркнула я.
— Тьфу-тьфу. — Лера суеверно поплевала через плечо. — Кто же такие вещи перед дорогой говорит?!
Мама протянула мне корзинку. — Утонешь, Дина, домой не приходи.
Мы брели по извилистой, бесконечно длинной деревенской улице. Один конец ее упирался в поле, распаханное под пшеницу (правда, каждый год вид у этой «пшеницы» был какой-то новый…), а другой — в резкий изгиб реки. Вернее сказать, брела я, а Лера бодро шагала, не обращая никакого внимания на мелкий моросящий дождь и грязь под ногами. Я решила не упоминать о том, что с утра уже заходил Серый. Лера не любит ссориться и никогда не поддерживает моих бойцовских устремлений.
— Кто еще пойдет? — спросила я. Честно говоря, мне было все равно.
— Эдик и Машка. Мы не стали собирать толпу.
— Какое счастье, — ехидно заметила я.
— Диночка, ну почему ты такая недовольная? — Лера весело взглянула на меня, словно обожгла глазами.
— Не выспалась. Надеюсь, Эдик не до второго Взрыва одеваться будет.
— Не ворчи. Вон они, у калитки.
Знаете загадку: «Зимой и летом одним цветом?» Это Про Эдика. Кто-кто, а он всегда выглядит одинаково. В смысле, одинаково здорово. Высокий, худой, очень розовенький и очень чистенький. Это одна из его замечательных способностей — уметь отводить от себя любую грязь. Машка, сестра Эдика, в потрепанных штанах, отцовских болотных сапогах и куртке с закатанными до локтей рукавами, рядом с ним выглядела замарашкой. Впрочем, в пятнадцать лет тебя не испортит даже мешок из-под картошки.
— Утро доброе, Дина, — приветливо кивнул Эдик. — Не думал, что ты пойдешь…
— Я тоже не думала.
— Дина не в настроении, — пояснила Лера. При мне они всегда говорили вслух. Правило хорошего тона — пользоваться в обществе только тем языком, который понятен окружающим. А телепатия — это тоже своего рода чужой язык. Для меня он недоступен. Я только иногда могу угадывать чужое настроение или мысли.
— Пошагали? — нетерпеливо спросила Машка. Эдик подхватил висевший на заборе мешок, вклинился между мной и Лерой, и мы двинулись по направлению к пшеничному полю. На оставшемся пути нам встретилось чуть ли не полдеревни. Интересно, чего ради они на улицу лезут в такую погоду? Впрочем, похоже, дождь раздражал только меня одну.
— В обход или через танк? — спросила Машка, когда за нами захлопнулись ворота деревенской ограды.
— В обход — сказала я. — Там чище.
— Через танк, — сказал Эдик. — Так короче.
— Демократией у нас и не пахнет, — съязвила я, но спорить с Эдиком не стала.
— А что такое «демократия»? — спросила Маша. Вот любопытный ребенок! Откуда я знаю?! Так всегда говорит мама, когда возвращается с общинного схода.
Эдик фыркнул.
— Не обращай внимания, сестренка. Наша Дина иногда бывает
— Чаще книжки читать надо (на кой в деревне целую библиотеку держат?) и на уроки ходить, — огрызнулась я, с громким хлюпом вытаскивая ногу из грязи.
Нормально учились мы всего один год, еще до смерти моей бабушки. Зазубрили алфавит и таблицу умножения, задачки какие-то по математике решали. Только, кроме меня, никто в этом необходимости не видел. Вот и забросили потихоньку школу.
Переругиваясь, мы добрели до танка. Он гордо возвышался посреди поля, как памятник безвозвратно ушедшему прошлому. В свое время наши мужики вынуждены были отказаться от мысли перетащить его к краю поля, и с тех пор вокруг этого чудовища ежегодно колосилась пшеница. Потрясающее сочетание.
— Эй, стоп, а
Как он сказал? Надежда дышит до последнего? Лично у моей начались предсмертные судороги.
— Спускайся, Серый, — махнул рукой Эдик.
— Диночка, дружочек, ты невежлива, — заметил он, мягким кошачьим движением спрыгивая вниз.
— А тебя никто не спрашивает! — Я повернулась к Лере. — Могла бы и предупредить,
Та виновато вздохнула.
— Дина, ты же знаешь, что он тебя никуда одну не отпускает…
Это-то я, к сожалению, знала очень хорошо.
— Я возвращаюсь!