— и мечутся толпы дичайших существ, образуя кишенье творимого космоса между уступов — костей, пробегая пещерами костных продолблин, крича и метаясь:
— «Пошел!»
— «Идет!»
— «Я»… —
— «Я» иду: золотым фонарем освещаю свой путь; из вечерних туманов вхожу я в пещеры; меня окружает — убогий, дичающий род, непрерывно делящийся и ядущий себя среди этого рода —
— моих одичавших созданий! —
— брожу с золотым фонарем: выбегает толпа низкорослых уродов со скотскими лицами, с топорами и копьями; и — отступают от света; поставил фонарь я на землю; и в светлый, колеблемый тенями круг, проступили, серея, суровые лица:
— «Куда ты?»
— «На родину».
— «Где твоя родина?»
— «Там, где стоит пустой храм».
— «Мы все ждем, что туда пройдет Он».
— «Кто ваш Он?»
— «Бог, сошедший из неба — средь нас воплощенный.»
— «Вы — ждете Его?»
— «Ждем: не видел ли ты Его»…
— «Да, это — „Я!“» —
— Царь вселенной возводится ныне на трон: меж глазами, под лобною костью.
. . . . .
В оккультном развитии есть потрясающий миг, когда «Я» сознаванья —
— свергается с трона (под черепом), разрываяся на миллионы сознаний; и видит Оно: возвышается тело сплетенной громадой из тел; на вершине громады свершается в «Я» пересеченье сознаний вселенной; невероятное переживанье себя мириадами «Я» уподобляемо быстрому погасанью сознания.
— «Я»!
— «Я» —
— раскричалось из пальца руки:
— «Я!»
— «Я!»
— «Я!»
— раскричалось из ног:
— «Я!» —
— «Я!» —
— «ячится» —
— из колена,
— из уст,
— из предплечий,
— из мозга,
— из печени,
— из ступни,
— из плеча —
—
— нет, ужасная пытка узнать это опытно!
. . . . .
Кажется — в этом дичайшем, бессмысленном мире:
— «Как мог я попасть сюда?»
Фагоцит — круглоглавый дикарь, на коротеньких, выгнутых ножках, серея пятном несмываемой грязи, — уcтавился тупо; и — слушает, опершись на копье; и ему, дикарю, проживающему внутри органов моего истомленного тела, «Я», павший с престола в громадины органов тела, — ему говорю;
— «Я — во всех вас!»
— «Дарю вам мое низосшедшее „Я“».
— «Разрывайте его».
— «Просвещайтеся светом».
— «Тот свет „Я“ — средь вас; и бреду в перепутиях; опустошением тянется путь:» —
— все то: —
— клеточки, клеточки, клеточки, клеточки: домики! Между них переулками бегают хитрые стаи бацилл, нападая на строй фагоцитных отрядов; влекут лейкоциты какие-то тяжести через сеть капилляров: от бездны желудка; до… солнечной площади Сердца; синеет, синеет; и стало — все синим: попал в свои вены; опять ничего не пойму, потому что понять невозможно: как это случилось, что «Я», провалившись в себя, перелетело пустоты, его отделявшие от сознания клеточки; и — стало клеточкой: —
— что ощущала та клеточка, над которою совершилось сошествие «Я»? —
— вероятно, она ощущала, что ток свето-воздуха, опустившись над теменем, пронизал это темя; что Кто-то, Старинный и Милый, свергался из бездны времен, одевая душистым теплом, как одеждой; и — зажил: под платяной оболочкою; «Я» же — измучилось: в круглоглавом, коротеньком тельце на выгнутых ножках; «Я» — видело ужасы: как эти малые тельца без проку и толку делились; и где стоял фагоцит, скоро там грохотала толпа их: безъячные яйности, яйца, — тупо катались за мной; мы катились: от вены до вены; к артериям; и из артерий, — опять попадали мы в вены; со мной фагоциты теперь обращались, как с братом:
— «Ты что же?»
— «Я-мир ваш!»
— «Ха-ха-ха-ха-ха!»
. . . . .
Так длилось до мига, когда привели меня в Храм, возвышающийся посередине сердечной, алеющей площади; в «Храме» — увидел я книгу, которая этим людом считалась священной; и — что же: —
— увидел я том Ледяного; на нем красовалось заглавие: «Я», я — прочел: мне слова прилетели из строчки; понять, что рисуется ими, — не мог я; но — чувствовал: в фагоцитной душе своей; вот — вся сквозная она! Да, я тут начался: низлетел из вот этой вот книги: —
— в «Я», в найденной Книге я, старый, седой фагоцит: начался!
. . . . .
Едва «Я» низвергнуто и блуждает в делящихся толпах: —
— я-я-я-я-я! —
— как перед «Я» толпы «я», раздвигаясь, крича, устилают торжественно путь мой одеждами:
— «Радуйся: Я!»
Я — вхожу в семью, занятую деловито делением; все безъячные яйности, яйца, крича, устилают торжественно место за трапезой — мне; и меня — покрывают одеждами:
— «Радуйся: Я!»
Так: едва я вхожу с домочадцами в общину, — яйности общины устилают торжественно путь мой одеждами:
— «Радуйся: Я!»
Так: едва я вхожу с моей общиной в город, толпа горожан, — устилает торжественно путь мой одеждами:
— «Радуйся: Я!»
Так: едва я начинаю с толпой горожан свой обход по стране, как меня выбирают царем, возлагают